Новости 10.4.2015 16:37
Путь ингерманландцев в Финляндию шел через Сибирь
Истории семей ингерманландских финнов, переехавших в Финляндию, создают хорошую картину того, какого было быть финном в СССР и какие причины привели их в Финляндию.
10 апреля 1990 года президент Мауно Койвисто произнес исторические слова, которые открыли двери живущим в СССР ингерманландцам для переезда в Финляндию.
Истории ингерманландских семей
Кокконен
Спасибо, что жива...
Когда-то в детстве я спросила у бабушки: “Счастлива ли ты?” Слегка подумав, она ответила: “Наверное, да, счастлива, потому что все дети остались живы, только самый младший младенец умер от голода по пути в Сибирь”.
С годами по крупицам, из воспоминаний родственников, выстроилась хронология событий и этапов жизни моих близких, начиная с довоенных времен.
На Карельском перешейке, в пяти километрах от довоенной границы, в деревне Рокосаари (Rokosaari) жили Кокконены, причем с такой фамилией была чуть ли не половина деревни. С каких территорий Суоми они туда переселились, никто не помнил; женились и выходили замуж за жителей из соседних деревень.
В семье моей бабушки Анны и Ивана Кокконен было шестеро детей: Виктор, Айно, Эмма, Арво, Эди и самый маленький, имени которого не сохранилось.
Перед началом боевых действий (Зимняя война 1939 год. – прим. ред.) в деревню вошли части Красной Армии, жителям было приказано покинуть свои дома. Из мужского населения кто-то успел уйти через границу, остальных отправили в трудовые лагеря. Два брата моего деда звали и Ивана уйти в Финляндию, но он не мог оставить жену и детей. Впоследствии он попал в трудовые лагеря, а из братьев один жил в Финляндии, другой – в Швеции. Но где? Все связи были потеряны и по сей день неизвестны. Дедушка встретил своих детей только в шестидесятые годы, и у него была уже другая семья.
Женщинам с детьми было приказано отправиться на паром через Ладожское озеро, но часть жителей спряталась в лесу и жила в вырытых в земле жилищах – “землянках”. Среди них была и моя бабушка с детьми. Позже жители говорили, что паром разбомбили с самолетов, на которых были красные звезды. До последних дней бабушка хранила это в тайне.
Позже оставшихся жителей перевезли по Дороге жизни через Ладожское озеро, посадили в товарные вагоны и повезли куда-то далеко и долго. Не было еды, не стало у бабушки молока кормить маленького... Его похоронили где-то на полустанке в поле, теперь никто не знает где.
Поездов таких было много, жители проезжаемых деревень знали, куда везут товарняки. Поезда останавливались в тайге, зимой, всех высаживали и оставляли погибать от холода и голода.
Поезд остановился на станции: город Омск. Люди выходили набрать воды, найти какую-то еду. К бабушке подошла женщина (спасибо ей огромное) и сказала: “Если хочешь спасти детей, сделай так: оставь двоих на станции, а когда поезд поезд тронется, найчни кричать, что у тебя потерялись дети, они отстали от поезда и тебе надо за ними вернуться. И вы сможете потом сесть на следующий поезд все вместе”. Бабушка так и сделала: оставила на вокзале старших Виктора и Айно (мою маму), смогла сойти с поезда на следующей остановке, вернуться на обратно в Омск с оставшимися детьми и найти Виктора и Айно.
Другой добрый человек (спасибо ему огромное) посоветовал бабушке спрятать документы, в которых указана фамилия и национальность, и поехать в дальний колхоз, сказать, что документы утеряны или что их украли по дороге – так будет возможность остаться в живых. Бабушка так и сделала: она закопала где-то в лесу все документы, добралась с детьми до учхоза (учебное животноводческое хозяйство) в Омской области и работала там телятницей, выращивала маленьких телят. И дети остались живы. Спасибо бабушке, что осталась жива!
В 1960-е годы во главе страны был Н. Хрущев, и было разрешено репрессированным народам вернуться в родные края. Из Сибири с бабушкой вернулись сын Арво, дочери Эди, Эмма и Айно с детьми (это была я, Наталья, и брат Андрей). У старшего бабушкиного сына Виктора было уже четверо детей, всех пришлось записать под фамилией измененной – Кокóня. И только в восьмидесятые они смогли вернуть себе настоящую фамилию Кокконен.
Эмма вернулась без детей, они остались жить со свекровью в Омске, после чего она сильна заболела и умерла, а дети умерли в возрасте тридцати лет.
К моменту возможного переезда в Финляндию все бабушкины дети ушли из жизни, а из тринадцати внуков четверо остались в Сибири, четверо умерли в возрасти 30-40 лет, и только четверо смогли переехать. Теперь нас только трое, мой брат, к сожалению, успел прожить в Суоми лишь один год и неделю: остановилось больное сердце.
Тринадцатый внук, Олег, самый младший сын Эммы, возможно, живет в Финляндии или Эстонии (его отец был эстонец), сведений нет, и хотелось бы разыскать его.
Я со своей семьей переехала в Финляндию в 2000 году. Случайно узнали от женщины, которая жила уже в Суоми, что есть закон, по которому люди в финскими корнями могут переехать на историческую родину.
К этому времени, после нескольких кризисов в российской экономике и политике, появились опасения за жизнь и будущее детей. Спасибо мужу Александру, что настоял на оформлении документов на переезд в Финляндию. Мы переехали – и началась... “совсем другая жизнь”. У меня было ощущение, что я здесь жила всегда, что я вернулась в “детство”. Люди, приветливые, разговаривали на том же языке, что и моя бабушка, и внешне очень на нее похожи. Цветы растут те же, что в нашем саду, когда я была маленькая. А финский язык “сам собой” оказался у меня в голове, мне почти не пришлось его заучивать.
При общении с финнами они очень тепло и близко к сердцу принимают рассказы о нашем прошлом. В России я всегда ощущала себя “не русской”, потому что нельзя было говорить, какой национальности твои родные, есть ли родственники за границей, приходилось хранить в тайне историю семьи.
В Суоми я чувствую себя “дома”, ощущаю себя финкой, которая родилась в Сибири и какое-то время прожила за пределами Финляндии.
По поводу будущего ингерманландского народа: в России даже нет такого вопроса и народности, а в Финляндии, я думаю, что это история – общая всего финского населения без каких-либо различий.
Наталья Близнюк (1958 года рождения)
(потомок Кокконеных )
P.S. Часто размышляю об истории своей родни и иногда думаю, что она достойна быть напечатанной и даже может быть снятой в фильме, она вполне созвучна роману С. Оксанен “Очищение”, только наша история про финнов, оказавшихся “по ту сторону” фронта.
Киуру
Зовут меня Виктор Киуру, мне 77 лет. Родился я в Южном Казахстане, в хлопководческом совхозе Пахта-Арал, куда в 1935 году сталинский режим сослал моих родителей с детьми. Вскоре от перемены климата умерли их дети, мои братишки. Позже, в 1940 году отцу удалось переехать в Восточный Казахстан с более благоприятным климатом, где я и поправил свое никудышное к тому моменту здоровье.
В 1942 году отец Иван Данилович уходит в трудовую армию, а в 1945-м я иду в школу и постепенно забываю слова на финском и говорю только на русском. В 1956 году, после смерти Сталина, отец разыскал брата, и мы переехали в Петрозаводск. В Токсово, где до эвакуации жили родители, въезд был запрещен. После этого была учеба, три года в армии, работа на разных должностях, женитьба – в общем, обычная жизнь советского человека с общественной работой в Федерации шахмат и лыжных гонках Карелии.
В 1973 году по турпутевке из Финляндии приехал двоюродный брат отца – Данил Киуру из Тампере. Так я впервые познакомился с настоящим финном из капстраны. По воле случая, в 1991 году спорткомитет Карелии по приглашению фермера из Рантасалми Сеппо отправил меня с двумя молодыми лыжниками (чемпионами Карелии) на соревнования в Финляндию. С Сеппо мы подружились и стали встречаться на финской земле и в Петрозаводске. Вместе стали изучать финский и русский языки, даже переписывались.
Позже редакция “Северного курьера”, где я работал спортивным обозревателем, много раз отправляла меня спецкором на чемпионаты по лыжным видам спорта в Лахти и Контиолахти, этапы кубков мира в Куопио и Лахти. Там я познакомился с выдающимися спортсменами России, Финляндии и родного мне Казахстана, у которых брал интервью.
Сельхозтехникум, первый курс, 1951 год. Фото: Viktor Kiuru. Параллельно знакомился с жизнью, работой и досугом финских друзей, к тому времени проживающих в разных губерниях Финляндии. Летом приезжал к ним в отпуск, работал в лесу и на полях, собирал ягоды. Купил здесь машину, а первый Опель мне подарил сосед Сеппо – Юсси. Просто ошарашил меня – подал документы и сказал: “Теперь она твоя! Бесплатно!” Вы представляете, какой шок был у меня.
Во время путча я был в Рантасалми и сильно волновался, следя за происходящим в России. Но все закончилось благополучно, и я спокойно вернулся в Петрозаводск. К этому времени многие ингермаландцы стали перебираться в Финляндию, уехала сестра отца, мой двоюродный брат, многие знакомые, но я не спешил, все надеясь, что свежий ветер принесет положительные перемены и в жизни рядовых граждан России.
Подошла пенсия, а вскоре и известный указ Тарьи Халонен о последней возможности ингермаландцев вернуться в Финляндию, в моем случае – переехать. К этому времени в Финляндии проживала моя дочь по трудовой визе. Отработав пять лет, она получила право на ПМЖ, а затем и получила гражданство Финляндии. Живет она в Турку, а в Сейняйоки уже в своем доме с семьей живет старшая внучка Евгения.
Туда-то в 2012 году и перебрались мы с женой Ниной помогать молодым. У них пятилетняя Света и трехлетний Сава. С мужем Сергеем Женя работает в Курикка на небольшом электротехническом предприятии. Мы по российской привычке, на их участке разработали огород, поставили теплицу, и теперь летом нам есть чем заняться: картошка и овощи, ягоды и зелень теперь на столе, да и мы при деле. Осенью набрали, насолили и наморозили грибов.
Виктор Киуру с правнуками. А квартиру – трехкомнатную – я получил на третий день! Невероятно, в Петрозаводске жил в однокомнатной, а тут сразу свой кабинет, где постоянно стоит мольберт и шахматы – это мои увлечения. Пишу окрестные пейзажи и радуюсь жизни, так изменившейся в лучшую сторону после переезда. Одним словом, я счастлив и отлично понимаю, что так хорошо я раньше никогда не жил.
В полной мере ощущаю помощь социальной службы от ее предствителя Лены Каллио, медицинского центра и лечащего врача Ольги Коробовой, отлично владеющей русским, что нам облегчает общение. Хожу на лыжах, рядом прекрасная освещенная трасса, спортом занимался всю жизнь, трижды бежал мурманский марафон и рассказывал о празднике Севера своим читателям в Карелии. И, конечно, не прекращаю следить за всеми спортивными событиями в Финляндии и мире. С нетерпением жду чемпионата биатлонистов в Контиолахти, где побывал в теперь уже далеком 1999 году. Там успешно выступили петрозаводчане Владимир Драчев и Вадим Сашурин, первый за сборную России, второй – за Белоруссию. Ну а теперь буду следить за гонками по телеку и болеть за две страны – Россию и Финляндию.
Виктор Киуру (1937 года рождения)
Столь
Меня зовут Андрей Столь, мне 32 года. Я родился в городе Осинники, что близ Новокузнецка, в Кемеровской области Западной Сибири. Наш край известен своей красотой, богатым месторождением каменного угля и железной руды, а также крупными заводами.
Я переехал в Финляндию полтора года назад со своей женой и ребенком. Моя история переезда начинается с 2011 года. В Скайпе меня нашел мой однофамилец Михаил, за что ему огромное спасибо. В то время парень из Подмосковья учился в Миккели на первом курсе. Мы познакомились с ним и начали искать общие корни. Как оказалось позже, его корни были немецкими, однако, когда началась война, его бабушка сказала, что она из Прибалтики. Сейчас, благополучно переехав со своей семьей, он живет в Риге.
В ходе общения он рассказал, что в Финляндии есть такая программа репатриации, по которой ингерманландским финнам возможен переезд в Финляндию. Я начал собирать информацию и документы, чтобы встать в очередь на репатриацию. Отец немного смог рассказать мне о моем дедушке Оскаре, так как дедушка умер, когда отец служил в армии.
Мой дедушка Столь Оскар Иванович родился 16.02.1921 года на станции Лахта Ленинградской области. Во время войны его сослали в Сибирь работать на шахте. Там он встретил мою бабушку, немку по национальности, Софию Александровну, и там же родился мой дядя Валерий и мой отец Виктор. Говорят, что Оскар был хорошим охотником, рыболовом и грибником. По-фински он говорил только один раз, когда к нему в гости приехала сестра. В семье говорили только по-русски.
Итак, я быстро собрал документы и полетел в Москву вставать на очередь за неделю до ее закрытия (1 июля 2011 года). Благополучно я оказался в очереди под номером двадцать две тысячи какой-то там. Достаточно было моего свидетельства о рождении. Мне сказали, что необходимо сдать экзамен по финскому языку, а затем при положительном результате можно будет подавать документы на переезд в Финляндию, при этом, если будет арендована квартира. Я сказал, что я не знаю, с чего начать обучение, так как у нас в Сибири никаких курсов по финскому языку не проводится. В посольстве мне дали несколько книг, и сказали, что их надо вернуть и сдать экзамен в течение года. Время пошло.
С сентября 2011 года я начал вплотную изучать финский язык. Совмещая две работы, находил время и силы хотя бы на час заглянуть в купленные через интернет учебники, слушал финское радио. В мае 2012 я сдал экзамен и около месяца ждал результат. Наконец-то мне позвонили и сказали, что можете готовить документы на переезд. Сложно было найти квартиру дистанционно. К счастью, нам помогла одна замечательная женщина Анастасия Каменская, за что ей огромное спасибо!
Итак, мы переехали летом 2013 года в город Лахти. В последнее время с работой в Новокузнецке, где я проживал с семьей, было неважно. Тем более не хотелось оставаться в пятом по загрязненности городе России, к тому же супруга была беременна вторым ребенком. Из родственников переехали только мы. У родителей в свое время в 90х-годах была возможность переехать в Германию по бабушкиным корням, однако дедушка, отец матери, ветеран Великой Отечественной войны, который дошел до самого Берлина, строго-настрого велел остаться на родине.
Мы с женой о переезде ни капельки не жалеем. Сейчас мы снимаем трехкомнатную квартиру. Старший Тимофей ходит в детский сад. Жена Ксения сидит пока дома с годовалым, родившимся уже в Лахти, Оскаром. Я отучился на курсах финского языка и поступил в амматтикоулу на профессию, о которой только мечтал. Никаких стрессов, никакой спешки, добродушные и честные люди, чистый воздух, вкусная вода из-под крана, у детей будет настоящее детство и одно из лучших в мире образование! Я благодарен Финляндии за все это!
Хотелось бы конечно найти родственников в Финляндии. Возможно, кто-нибудь прочитает эту статью, вспомнит моего дедушку и захочет ответить мне.
Спасибо за внимание!
Андрей Столь (1982 года рождения)
Суйканен
История семьи Суйканен
Моя мама, по отцу – Суйканен Нина Андреевна, родилась в деревне Чернышово недалеко от Колпино (Ленинградская область) в ингерманландской семье. Мой дед, Суйканен Андрей Андреевич, работал лесником в лесхозе, у него было пять дочерей и один сын, небольшое хозяйство – лошадь, коровы, куры и утки. В свободное время он участвовал в работе добровольной пожарной охраны и играл в любительском духовом оркестре.
В 1937 году дед был раскулачен и позднее осужден по 58 статье как враг народа. В 1939 году он умер от воспаления легких в лагере на северном Урале в городе Соликамск. Мама прошла в войну концентрационный лагерь Клоога, а позднее финны забрали ее с сестрами и мамой в Финляндию. Сестры работали на военном заводе в городе Лохъя, мама ухаживала за детьми в богатой семье.
В 1944 году маму с сестрами выслали назад в СССР, в Ярославскую область. А через два года они перебрались в Эстонскую ССР в город Йыхви, и мама стала работать на цементном заводе. Все сестры как-то устроились в жизни, работали и жили в Эстонии. В конце 60-х годов мама переехала жить в Ленинград к моему отцу.
О существовании программы по переселению ингерманландских финнов мы узнали в лютеранской церкви в городе Пушкин, куда мама ходила на службу. Первый раз я попал в Финляндию в девяносто втором, мы погостили у маминых двоюродных сестер в Хельсинки, но о том, чтобы остаться насовсем, речи не было. Языка я не знал (отец не одобрял изучение финского), и у меня была неплохая работа в Ленинграде. Насовсем я с женой и дочкой переехал в Суоми только в конце 1993 года. За это время я немного подучил язык, да и нерешенный вопрос с собственным жильем тоже подталкивал к переезду.
Крещение второй дочки Марка в Коуволе 1994. Фото: Mark Solovjov. Маленький город Коувола совсем не был готов к нашему приезду, хотя это – единственное место из шести, куда я писал на биржу труда и посылал резюме и откуда получил ответ: меня приглашали лично поучаствовать в поиске работы на месте. Когда я с семьей приехал, конечно, никакой работы для меня не нашлось. Никаких программ адаптации не было и в помине. Спасибо, случайные знакомые, такие же ингерманландцы, помогли снять жилье, открыть счет в банке и исполнить другие формальности.
Положение с работой было тяжелое, и уже весной девяносто четвертого года я уехал на работу назад в Россию, а семья осталась жить в Коувола. Постепенно все наладилось: жена училась на курсах языка, семья росла – у меня родилось еще две дочери. Жена нашла работу, старшие дети выросли и получили профессию, теперь живут отдельно, недалеко от нас работают.
Дача Соловьёвых в деревне Сиикакоски. Фото: Mark Solovjov. В 1996 в Финляндию приехала жить моя мама и моя сестра с семьей, у всех все сложилось неплохо. Сам я постоянно перебрался в Суоми в 2008 году. Работа в России закончилась, а найти постоянную работу здесь я так пока и не смог, но я все еще надеюсь. Хотя мой финский язык, возраст и отсутствие рабочих мест делают эту надежду призрачной. А так все неплохо: свой дом, природа, лес. Со временем все получили финское гражданство, попривыкли, и уже свою жизнь связываем только с Суоми, спасибо президенту Койвисто и финскому государству.
Марк Соловьев (1966 года рождения)
Региня
История семьи Региня
Меня зовут Людмила Гоук, в девичестве Войнова. Я родилась, выросла и много лет прожила в маленьком карельском городе Медвежьегорске. Из Медвежьегорского района – мои предки по отцовской линии. Моя мать – дочь шведа и финки, которые проживали до репрессиий в Мурманской области. Первая семья бабушки жила в поселке Вайда-губа, вторая – в поселке Озерки.
Но в 1937 году бабушку арестовали и через полгода растреляли. Дед, видимо, испугался (мы о нем ничего не знаем), а мама (ей было 4 года) попала в детский дом в Архангельскую область. Фамилию своей матери – Региня – она узнала только в 15 лет, когда надо было поступать учиться. У нее была замечательная жизнь в дальнейшем: она стала учителем русского языка, проработала в школе 42 года, она заслуженный учитель Карелии.
Мы с сестрой с самого рождения знали о том, что мама – финка. К ней иногда приезжал брат Олави. Он плохо говорил по-русски, но пел песни на шведском и норвежском языке. Часто в разговорах они вдруг замолкали и сидели молча довольно долго. Приехав в Финляндию, я узнала, что это есть традиционные финские паузы. Конечно, мы ощущали какую-то свою особенность. Скажем, мы отличались от сверстников, как будто мы что-то знали, чего не знают они.
В 80-х годах я написала в Мурманское ФСБ. Нам прислали письмо, где была указана дата ареста, дата расстрела, дата реабилитации и что место гибели не установлено. Как сейчас помню: я захожу, а мама сидит с большим конвертом и плачет.
Про программу реэмиграции я узнала в начале 90-х. Тогда я вышла замуж, и, как оказалось, мой муж тоже был из семьи репрессированных финнов. Его мать Пелконен (Руссунен) Алина родилась в 1947 году в Якутии, куда сослали всю ее семью в 1942 году. В 1953 году ее отцу повезло получить документы, и они выехали в Карелию, в поселок Салми Питкярантского района Карелии. Они приехали в Ленинград, но там им селиться было нельзя, и они купили билет до той станции, до которой хватило денег.
Судьба Алины и ее сестер сложилась не так удачно. Всю жизнь они жили в страхе. К примеру, о том, что моя свекровь финка, я узнала много лет спустя. А о том, что она хорошо говорит по-фински, только когда она приехала к нам в гости в Хельсинки. По ее рассказам, она как будто стыдилась этого, в отличии от моей мамы, которая всегда этим гордилась. Свекровь помнила, как ее старшие сестры ходили отмечаться в милицию, как ее мать, не говорящая по-русски, практически не выходила из дома. У моей мамы тоже есть страшные воспоминания: как они шли в школу, а местные дети бросали в них камни и кричали: Белофинны!
Когда мы узнали о том, что можно приехать, решение пришло сразу. Мы, конечно, не знали, с какими трудностями столкнемся (были слегка наивными), но были уверены, что в Финляндии нам будет лучше. Как мы ни уговаривали своих родных, они с нами не поехали. Может, и жалеют сейчас, но таково было их решение.
Семья Гоук в Хельсинки. Фото: Lioudmila Gouk.
По приезду все пошло очень удачно: получили прекрасную квартиру, муж быстро начал учить язык, я родила сына. В дальнейшем открыла свое маленькое дело и вот уже 9 лет тружусь. Муж тоже работает на любимой работе, у нас двое детей 11 и 16 лет.
Я очень долго скучала, но когда перестала, почувствовала себя дома. И как это не грешно звучит, но Родиной я считаю Финляндию. Мне здесь очень хорошо и морально, и физически. Теперь о трудностях. Первое – это детсад и школа. Мы учились совсем в другой школе, и когда дочь пошла в школу, первые два года мы вообще ничего не могли понять, как это все работает и как это все устроено. Сейчас легче, дочь уже закончила школу, теперь осваиваем лукио.
Вторая трудность (только для меня) – это финский язык. На курсы я ходила мало, на работе в основном молчу, с работниками по-русски. Вечером прихожу домой, уставшая, дети и домашние дела – в итоге говорю плохо. Курсов вечерних для работающих очень мало. Все краткосрочные, пыталась попасть пару раз, все неудачно. Но это, конечно, только моя вина. Живем в Хельсинки 13 лет, ни разу я не ощутила дискриминации по отношению к себе или своим близким. На работе все относятся очень уважительно и даже, скажем, предельно внимательно. Мы счастливы здесь и думаем, что все у нас и дальше будет хорошо.
Людмила Гоук (1961 года рождения)
Саволайнен
Долгое время я не придавал значения своему этническому происхождению. Хотя отличия в менталитете от этнических русских я замечал, но раньше не связывал это с национальностью, думал, что это скорее семейное.
Начиная примерно с середины первого десятилетия 21 века, многие мои знакомые, один за другим стали периодически ездить за границу, в том числе в Финляндию. Они говорили мне, что у меня действительно финский характер. Кроме того, я некоторое время встречался с девушкой, долгое время до этого жившей в Норвегии. И по её словам, у меня был типичный скандинавский менталитет (под скандинавами она подразумевала и норвежцев, и финновЭ; с её точки зрения, между ними нет существенных национальных различий).
Мне нравилось то, что знакомые рассказывали о Финляндии и финнах. Хотя многие отзывались негативно, те особенности, которые им не нравились, я, напротив, считал положительными качествами. Я стал интересоваться, читать материалы о Финляндии. Также стал в большей степени, чем раньше, интересоваться историей ингерманландских финнов. К сожалению, к тому времени никого из поколения бабушек-дедушек уже не было в живых. Я искал информацию в интернете, позже также иногда участвовал в мероприятиях, организуемых обществом Inkerin liitto.
Я знаю, что предки ингерманландцев переселились в Ингерманландию в 17 веке, переехав туда из Карелии и Саво. Судя по девичьей фамилии моей бабушки – Саволайнен, мои далёкие предки были родом из Саво. Во время Второй мировой войны ингерманландцы, включая всех моих живших в то время родственников по отцовской линии (моя мама этнически полуэстонка, полурусская), были сосланы в ссылку в Сибирь. У них конфисковали дома и всё имущество, а их самих отправили в Омскую область.
Вернуться в Ингерманландию и постороить новые дома они смогли только после смерти Сталина. Я узнал об этом лишь в 90-годах, когда СССР распался, а сам я уже стал совершеннолетним. Судя по всему, в ссылке они жили в очень плохих условиях, потому что потом они очень боялись. Со своими детьми они говорили по-русски, чтобы те не разговаривали на улице по-фински. Некоторые ингерманландцы даже меняли фамилии на русские, если у них была такая возможность. По словам моей мамы, дедушка, умерший в 1988 году, когда уже шла перестройка, до самой смерти боялся, что кто-нибудь узнает о том, что его троюродная сестра живёт в Швеции.
Несмотря на то, что ингерманландцы были запуганы, в отличие от большинства русских они хранили многие свои традиции, в том числе религиозные. Два первых года жизни я провёл в доме бабушки и дедушки. Конечно, я этого не помню, знаю лишь по рассказам. Дом был покрашен в традиционный финский тёмно-красный цвет с белыми ставнями. Меня в основном нянчили сёстры деда. Они слушали по радио религиозные передачи на финском языке. Эту радиоволну нельзя было поймать обычным советским радиоприёмником, у них был заграничный, не знаю, где они его раздобыли. И я рос под пение лютеранских псалмов.
Потом, когда мои родители переехали в отдельную квартиру, мы бывали в этом доме в гостях. Большинство русских тогда не праздновали Рождество, потому что в СССР была атеистическая пропаганда. Но я ребёнком приезжал в канун Рождества к дедушке с бабушкой. Только мне говорили, что это финский новый год, чтобы я не рассказал в школе, что в семье празднуют религиозные праздники, иначе у родителей возникли бы проблемы. Сейчас я неверующий и не член церкви, но все эти традиции мне симпатичны.
При крещении ингерманландцам давали финские имена, а в паспорт записывали схожие распространённые в России имена. Например, мой папа был по крещению Вальтер, а по паспорту Валентин. Его брат Тойво, по паспорту был Анатолий, потому что короткая форма от Анатолий — Толик — созвучна с Тойво. Среди поколения бабушек-дедушек бывали исключения — если похожего русского имени не было, в паспорт могли записать финское, например сестра моей бабушки была и по паспорту Хэльми. Но о том, что у папы и его братьев были и финские имена, я узнал только после смерти папы, когда разбирал документы. Я не знаю даже точно, под каким именем сам был крещён: меня крестили в девятимесячном возрасте.
Итак, я стал собирать информацию о Финляндии и финнах. Я пришёл к выводу, что многие мои особенности имеют национальный характер. Логическим следствием этого стало убеждение, что Финляндия является для меня гораздо более подходящей страной проживания, и решение о переезде по программе репатриации. Помимо схожести в менталитете и ожидаемого удобства пребывания в финском обществе меня также привлекли лучшая ситуация в области медицины и экологии, социальная защита, демократия и низкая плотность населения.
Мы переехали чуть больше двух лет назад в муниципалитет Яласярви. Выбор был случаен, но я очень рад, что оказался именно здесь. Это очень уютное место. Кроме того, у нас отличные соседи — ингерманландец и эстонка по происхождению. На первых порах они нам очень много помогали, совершенно бескорыстно. И сейчас у нас с ними тоже очень хорошие отношения. От других людей мы тоже получали помощь. Деревня с тёмно-красными деревянными домиками и финская речь вокруг поначалу вызывали у меня воспоминания о далёком детстве.
Вообще, в Финляндии всё оказалось ещё лучше, чем я ожидал. В первую очередь в плане межчеловеческих отношений. Конечно, я и до переезда понимал, что российское общество, в котором я раньше жил, далеко от совершенства, и рассчитывал, что в Финляндии лучше, но не ожидал, что разница может быть настолько велика. Кроме того, как я уже говорил, финский менталитет и многие традиции мне ближе и, наверное, понятнее чем русские. Мне комфортно жить среди доброжелательных, неконфликтных, честных, спокойных, избегающих напрасной суеты людей.
Сейчас я учусь в области торговли. Три дня в неделю в качестве практики работаю в местном магазине S-market. Мне там очень нравится (и коллектив и сама работа). С изучением теоретической части сложнее. У моих товарищей по учёбе финский — родной язык, а я пока не владею им свободно. Поэтому мне часто приходится заниматься дома и по субботам, а иногда и вечером после работы. Но зато получаемые в школе оценки радуют.
Уже в Финляндии у меня родилась дочка, она ходит в детский сад рядом с домом. Я очень надеюсь, что она вырастет в этой стране, а не там, где сейчас идёт пропаганда ненависти к другим странам и народам.
Иногда я очень жалею, что не переехал в Финляндию раньше, ведь была же возможность. Сейчас мне уже 40 лет... Но лучше поздно, чем никогда!
Пётр, до встречи! 
