1991 год:  О   возбуждении   уголовного   дела  за измену Родине  в   отношении   М . Горбачева

2009-09-20 21:59
В .И. Илюхин 

Заместитель председателя Комитета Госдумы по конституционному законодательству и государственному строительству  В .И. Илюхин  направил Председателю «Интерфакса»  М . В .Комиссару письмо следующего содержания:

                       Председателю Совета директоров

                                       информационного агентства «Интерфакс»

                                                      М . В . Комиссару

                                                           127006, г.Москва, 1-ая Тверская-Ямская ул., д. 2, стр. 1

Уважаемый Михаил Витальевич!

Я внимательно прочитал ту главу Вашей книги,  в  которой Вы достаточно много места уделили событиям, связанным  с  возбуждением мною  уголовного   дела   в   отношении  президента  СССР   М . Горбачева . Высказываю Вам слова благодарности за объективную оценку шагов, предпринятых мною 4 ноября 1991 года.

Еще раз заявляю, что я  в  то время  член   коллегии  Генеральной  прокуратуры  Советского Союза, начальник управления по надзору за исполнением законов о государственной безопасности вполне осознанно, имея к тому все основания, возбудил уголовное дело за измену Родине (тогда так была сформулирована ст. 64 УК РФ)  в   отношении   М . Горбачева .

Отмечу, я имел все процессуальные полномочия и до этого возбуждал уголовные  дела  по шпионажу, измене Родине, по иным государственным преступлениям.

Если говорить об основаниях, то они тоже были. Бывший президент  СССР   М .Горбачев, гарант Конституции  СССР , территориальной целостности государства, вместо этого своими руками начал рушить наше великое Отечество. Это предательство продолжил потом бывший президент РФ Б.Ельцин.

Все дело  в  том, что  М . Горбачев вопреки положениям Конституции  СССР , закона от 3 апреля 1991 года о порядке разрешения вопросов, связанных  с  выходом союзной республики из состава Советского Союза, подписал постановления от 6 сентября 1991 г. о представлении так называемой независимости Латвии, Литвы, Эстонии. Хотя  в  них даже не было проведено референдумов по поводу выхода из союзного государства. Без разрешения всех вопросов о границе, о собственности, о гражданстве, о вооруженных силах и т.д. Б.Ельцин отяготил эту ситуацию, которая до сих пор больно бьет по русскоязычному населению, иным некоренным гражданам прибалтийских республик.

Своими неконституционными постановлениями  М .Горбачев отторг от государства огромную  территорию, нанес колоссальный урон обороноспособности страны, политическим, иным гражданским правам миллионов граждан.

Через призму многих прошедших лет я вновь и вновь убеждаюсь  в  правоте принятого тогда мною решения.  С  этим согласились со мной почти все прежние мои оппоненты  как по практике, так и по науке.

Возвращаясь к побудительным мотивам моего поступка, скажу, что  они достаточно просты, во всяком случае, для меня и объективных специалистов. Я уже говорил о том, что  в  нашем Отечестве, к сожалению, нет равенства людей перед законом. И  с  этим многие свыклись. Ни у кого не возникает сомнения, что хулиган, разбивший витрину, должен нести ответственность.  М .Горбачев же разбил государство и остался безнаказанным. Вот это главное, что я хотел заявить своим постановлением  о   возбуждении   уголовного   дела   в   отношении  первого и последнего президента  СССР . Я не приемлю, когда преступные деяния, нарушение Конституции, иных законов пытаются оправдать политической целесообразностью. Она может оказаться у каждого политика своей. Такая позиция и приводит к волюнтаризму, приносящему огромные потери, невосполнимый урон.

Еще раз отмечу, мое  постановление   в   отношении   М . Горбачева  нельзя рассматривать как пролог к «путчу-2». Я выполнил свой служебный долг, свою обязанность перед народом и государством. Другой вопрос, что моя инициатива тогда не нашла своего продолжения, но я дал правовую оценку содеянного М.Горбачевым при его жизни, при его власти, а не наоборот, как чаще всего было в российской истории, после смерти руководителя государства.

Не скрываю, я хотел обратить внимание следователей, ведущих дело по ГКЧП, на главное зло, на одного  из  главных виновников трагедии, приведшего к распаду великого государства.

Для меня, думаю, и для многих читателей интересно знать о тех событиях, описываемых Вами, реакции М.Горбачева на возбуждение против него уголовного дела. Мне, например, не было известно, что по его команде были приведены в состояние повышенной готовности  войска   Московского  военного округа, неизвестно о  многочисленных   командах  и совещаниях, проведенных на высшем уровне. Все это любопытно.

Желаю Вам новых творческих успехов.

Заместитель председателя Комитета Госдумы

по конституционному законодательству и

государственному строительству

В.И. Илюхин

ИЗ  АРХИВА « ИНТЕРФАКСА

Мало кому известно, что вслед за августовским путчем 1991 года вполне мог последовать путч ноябрьский, к срыву которого «Интерфакс» имел самое прямое отношение.

…После августовского выступления ГКЧП прошло чуть более двух месяцев. В стране было очень неспокойно, приближение конца великой державы, как мы теперь, задним числом, понимаем, неслось нам навстречу сотнями различных дорог и тропинок

Главным , конечно, было противостояние Горбачева и Ельцина. Последнего поддерживало все больше  и  больше людей, терявших последнюю веру в коммунистические идеалы. В то же время государственная система испытывала колоссальное напряжение и  в  прямо противоположных плоскостях: против политики Горбачева яростно выступали те, кто любой ценой хотел сохранить коммунистическую власть и противился либерализации политической и экономической  жизни страны.  Эти  силы неуклюже попытались опрокинуть Горбачева в августе, но с  формальным  подавлением путча их намерения не  изменились .

Ранней осенью 1991 года слухи  о   каком-то  продвижении  войск , о вводе неких частей в Москву появлялись довольно часто. Их регулярно опровергали и постепенно к ним почти привыкли. Тем более что главным полем битвы Горбачева, конечно же, была подымающаяся российская государственность и расшатывание

федеральных основ.

…Итак, в один из дней начала ноября 1991 года, судя по датам нашего сообщения, о котором пойдет речь, это было 5-го числа, я с утра был в офисе агентства.

Неожиданно  мне  сказали, что по телефону со мной хотел бы переговорить  Виктор Иванович Илюхин, один из самых высокопоставленных сотрудников Прокуратуры СССР. В то время он был начальником управления по надзору за исполнением  законов  о  государственной  безопасности, членом коллегии Прокуратуры СССР,  старшим   помощником  Генерального прокурора СССР.  Я  его немного знал, так как несколько раз делал с ним интервью, но никаких особых отношений  у   нас   не  было.

– Михаил Витальевич, у меня для вас информационный сюрприз, – начал  разго -

вор В.Илюхин. – Ценю  ваше   агентство , вас теперь весь мир знает (он явно имел

в виду широкую известность, которую мы приобрели при освещении событий августа 1991 года), а мне как раз нужно кое-что сообщить всему миру.  Присылайте  курьера.

        Предвкушая сенсацию (у Генпрокуратуры всегда может найтись что-нибудь интересное для журналистов), я отправил к нему мою помощницу Екатерину Акопян.

Где-то через час она вернулась и сказала, что предполагает что-то необычное. Ее ждали у входа в Прокуратуру и сразу проводили в кабинет В.Илюхина. Он немедленно принял ее,  расспросил  про возможности агентства, про  подписчиков  и  передал  ей для меня большой запечатанный конверт с гербами, напечатанными крупными буквами именем отправителя: «Прокуратура Союза ССР». Прощаясь с Катей, Илюхин подчеркнул: «Пусть Комиссар не беспокоится, это – не дезинформация».

          Заинтригованный  этим  рассказом,  я  открыл конверт и буквально остолбенел. Передо мной лежало несколько страниц отпечатанного на машинке текста. На первой из них была копия короткого, но весьма впечатляющего письма В.И. Илюхина, датированного этим же днем, 5 ноября, руководителю Межреспубликанской службы безопасности (так после августовского путча обозвали всемогущее еще КГБ) В.В. Бакатину: «Направляю Вам постановление о возбуждении уголовного дела по статье 64 УК РСФСР в отношении Горбачева М.С. и материалы. Прошу организовать тщательное расследование вверенными Вам следователями. Приложение: на 15 листах. Начальник управления по надзору за исполнением законов о государственной безопасности В.И. Илюхин».

Надо представить себе мои тогдашние ощущения. Если это была правда, то это действительно была «бомба». М.С. Горбачев все еще оставался руководителем великой страны и хотя ей оставалось жить, как теперь известно, лишь полтора месяца, тогда никто из нас не мог себе этого представить.  Вдумайтесь ,  представитель  Генпрокуратуры, не высший, но и далеко не низший, открывает против президента СССР уголовное дело. И по какой статье! В советской истории такого еще не было.  Даже  случай с Н.С. Хрущевым был иным.

Обвинение М. С . Горбачева  в  измене по силе воздействия на нас было не меньше, чем для предыдущих поколений арест Берии или развенчивание культа личности Сталина.

Но  был   во   всей   этой  истории еще один аспект.

Я и многие мои коллеги были бесконечно признательны Горбачеву за то, что он

развернул нашу страну в сторону демократии, за то, что при нем мы начали наконец избавляться от страха перед государством, который, казалось, у советских людей стал уже генетическим. При всех претензиях  к  нему мы знали, Горбачев непойдет на кровь, и арестовывать за наличие своего мнения при нем не будут.

Не веря своим глазам, я листал прилагавшееся «Постановление о возбуждении

уголовного дела», датированное днем ранее – 4 ноября.

Там   подробно  анализировались нарушения, допущенные, по мнению Илюхина, Государственным советом СССР, который 6 сентября принял Постановления о признании независимости Латвийской, Литовской и Эстонской республик.

«Этими актами был закреплен выход названных республик из состава СССР  и  существенное изменение территории последнего», – говорилось в преамбуле. Затем на нескольких страницах приводилось юридическое обоснование нарушений Госсоветом  во  главе с Горбачевым советских законов и,  наконец , шло завершающее документ Постановление: «…Возбудить уголовное дело в отношении Горбачева Михаила Сергеевича по признакам статьи 64 УК РСФСР (измена Родине)».

«Вот оно, – застучало в голове. – Похоже, через нас  собираются  запустить тот самый «путч-2», который должен был низвергнуть Горбачева». Причем это делалось явно не в пользу демократических сил, группировавшихся вокруг Ельцина, а  в  соответствии с интересами тех, кто предпринял неудачную попытку переворота двумя месяцами ранее.

Ваш _ _ _ _ _ _ _                 _ _ _ _  _ _  _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

Я созвал нескольких ближайших коллег-соратников. Помню, там были Слава Терехов, Ренат Абдуллин, Андрей Мартынов. Мы все были в шоке. Но однозначного понимания  не  было. С одной стороны, это могло быть началом нового государственного переворота.  И  по чьему-то сценарию «выстрел Авроры» решили доверить нам. Что должно было произойти затем, мы более или менее представляли. Влиятельные силовые структуры, руководители ключевых ведомств заявят о неповиновении лидеру государства, против которого возбуждено уголовное дело, да еще со столь «значимой» в нашей стране формулировкой «измена Родине». Как же такому повиноваться? Зачем соблюдать присягу? А затем возникнет нечто вроде ГКЧП-2, которое Родину защитит, порядок наведет, ну и накажет кого надо, как водится.

Если принять этот вариант объяснения ситуации, размышляли мы, то по созданному кем-то плану через нас стране и миру доводилась информация о том, что во главе СССР стоит преступник, которого будут судить за измену Родине. Дальнейшие элементы сценария просчитывались, хотя в них мы уже, видимо, не задействовались. С нас всего лишь все  должно  было начаться.Начали размышлять.  Почему  именно нам такое счастье? Более или менеепонятно. Канал, обладающий уникальной клиентской базой: основные мировые и советские СМИ, правительства крупнейших государств мира, первые лица нашей  страны. Нацелены на сенсацию, схватят этот «горячий пирожок», как дар свыше.

Но могло быть и другое объяснение всей этой истории. А если это дезинформация, которую через нас пытаются запустить «высокие» противники Горбачева? После августовского путча такое тоже уже не представлялось невероятным. В этом случае, выстрелив «дезу» по нашим каналам, они устроили бы шум на весь мир, который затем был бы просто дезавуирован руководством Генпрокуратуры (Илюхин-то не был даже заместителем Генпрокурора), а мы выглядели бы полными дураками, не попытавшимися проверить столь невероятную информацию.

Стали  думать, что если к кому-то обратиться за разъяснениями? Но к кому? А если придем как раз к тому, кто в заговоре? Августовский путч показал, чтов этих делах задействованы очень  серьезные  люди. Не зря же Илюхин адресовал свое письмо В.В. Бакатину. Может, и он,  один  из ближайших горбачевских  сторонников ,  с  ними? Тогда можно было предположить и такое…

И тут кому-то, по-моему Славе Терехову, пришла в голову идея: «Вольский!»

Это была перспективная мысль. Аркадий Иванович Вольский – один из самых влиятельных и достойных людей из окружения Горбачева, бывший помощник Андропова в пору его короткого генсекства, человек с твердым характером и блестящим гибким умом. Умевший отстаивать свою точку зрения и не боявшийся идти «поперек» (за что,  кстати , в момент барской  немилости  и был сослан с Кремлевского  Олимпа  сначала в Нагорный Карабах, а затем – в созданный под него Научно-промышленный Союз СССР). Вольский прикрыл нас собой полугодом ранее, когда не дал довести гонения со стороны  ряда  членов Политбюро до расправы.

С тех пор я был с ним очень дружен, виделся или как минимум созванивался чуть ли не ежедневно.  Этому  человеку я доверял абсолютно  и  главное – знал, что он постоянно «варится» во всех кремлевских интригах.

Я позвонил ему и сказал, что необходимо срочно увидеться. Проблем с этим, естественно, не возникло, и через час я уже был в его кабинете на Старой площади. Вольский  внимательно  выслушал меня и вообще отнесся к информации очень серьезно. Помню, он долго вертел илюхинские документы и затем вынес вердикт: «По этому вопросу ты должен поговорить с Горбачевым. Напрямую.

Больше никого втягивать нельзя». Меня это удивило. Во-первых, я все же надеялся, что Вольский назовет все это «ерундой» и PR-ходом Илюхина. Во-вторых, я Горбачева лично не знал и плохо представлял себе, как это можно вот так, прийти и поговорить, да еще и по столь необычному делу с президентом СССР. Когда я ехал  к  Вольскому, то полагал, что в крайнем случае, посчитав эту информацию важной, он сам как-то доведет ее до Горбачева. Но по каким-то своим раскладам Вольский решил,  что  действовать надо иначе.

Не обращая внимания на мое недоумение, он поднял трубку первой АТС и, как я понял, заговорил с помощником или секретарем Горбачева.

– Соедините меня с Михаилом Сергеевичем.

Видимо, ему  стали  объяснять, что Горбачев занят, и тут Вольский проявил свой характер:

– Скажите ему, что это срочно и чрезвычайно важно.

Ваш _ _ _ _ _ _ _                 _ _ _ _  _ _  _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

Вскоре я понял, что Горбачев взял трубку. То, что Вольский сказал затем, забыть невозможно. Без всяких предисловий и пояснений, практически требовательным тоном он произнес:

– Михаил Сергеевич, я прошу Вас срочно принять руководителя «Интерфакса» Михаила Комиссара. Он сейчас у меня, и у него есть информация чрезвычайной важности.

Как было бы естественно полагать, президент СССР не был воодушевлен этим предложением и, видимо, не выразил никакой заинтересованности во встрече с неизвестным ему представителем молодого информагентства. И тут Вольский снова вовсю показал  себя .

– Михаил Сергеевич, я Вас часто о чем-нибудь прошу? Если я Вам говорю, что Вам надо (он как-то особенно нажал на это «надо») принять Комиссара, то я отвечаю за свои слова. Вы должны его принять.

Вольский положил трубку, посмотрел на меня своим «специфическим» пронзительным взглядом, в котором – что меня поразило – совсем не было обычно присущей ему усмешки (а он подсмеивался или взглядом, или словом всегда и над всем): «Ну давай, Миша. Михаил Сергеевич ждет тебя у себя…» (он назвал точное время,  которое , увы, сейчас уже и не вспомню).

Перед тем как проститься он вдруг сказал: «За тобой могут следить, да и за документами охотиться могут, мы ведь не знаем всей игры».

Помню, когда он назвал это «игрой», я еще попробовал схохмить что-то насчет того, что главное – участие, а не победа. Вольский шутку не поддержал, даже разозлился, чего у меня с ним еще не случалось.

– Ты что, не понимаешь, каким людям ты сейчас планы путаешь? Машина есть?

Я кивнул (не объяснять же ему, что мы арендуем старый «Москвич» с водителем-хозяином).

– Можешь взять кого-то, чтобы одному по улице не ехать? Я пообещал. (Много лет спустя, когда я спросил его, почему он не дал мне свою машину и своих охранников, Аркадий Иванович с весьма серьезным видом пояснил: «Если б за тобой «смотрели», то, увидев мою машину и моих людей, сразу бы все поняли. А так, мало ли зачем ты ко мне заходил?»)

Я успел вернуться в офис, мы сделали копии с документов, обсудили с коллегами возможное развитие ситуации. Мне сказали, что от Илюхина несколько раз звонили, но друзья придумали какую-то убедительную «отмазку», почему меня не было (счастливое было время – не позволяющих спрятаться от нежелательных звонков мобильников тогда еще не было и в помине).

Коллеги, да и я сам были встревожены (наверное, правдивее говорить – перепуганы) не на шутку. Быть в центре не «киношной», а реальной таинственной паутины в игре со столь влиятельными противниками оказалось не очень-то увлекательно.

Охрана « Интерфакса » состояла тогда (теперь об этом можно сказать)  из  подрабатывавших милиционеров, которые приходили к нам на дежурство в штатском со своим табельным оружием. Ни разу применить им его, слава Богу, не пришлось, но я их всех при приеме на работу предупреждал,  что  если что-то вдруг однажды случится и они для острастки выстрелят – не на поражение, а в воздух – наградим и защитим перед начальством.

Ваш _ _ _ _ _ _ _                 _ _ _ _  _ _  _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

Брали тех, кто шел на эти условия. И нам было чего опасаться: кроме всяческого рода недовольных шизоидов могли ведь и банально покуситься на компьютеры, телефоны и прочее. Такое было время.

Так вот, я взял одного охранника и сказал ему, что мы повезем в ЦК очень важный документ и на нас могут напасть.

«Готов ты стрелять?» К моему удивлению, он не испугался и отреагировал спокойно: «Нападут – применим».

Так мы и поехали на Старую площадь: какой-то раздолбанный арендованный агентством автомобиль с водителем, а на заднем сиденье – я с папкой и охранник со снятым с предохранителя пистолетом в руке, тревожно всматривающийся в окошко.

…Я впервые попал в знаменитые генсековские коридоры Старой площади. Помню, меня ждали  и  довольно быстро провели в кабинет Горбачева. Кроме него в кресле у стола сидел  его  помощник  по  внутренним вопросам Георгий Хосроевич Шахназаров, которого я до этого немного знал.

М.С.  Горбачев  пригласил меня присесть в кресло у приставного стола, напротив Г.Шахназарова.

– « Ну   что  у тебя там?» – помню  начал  Михаил Сергеевич немного насмешливым тоном, как бы показывая, что я отрываю его от дел из-за какой-то блажи Вольского. Я рассказал ему подробно всю историю. Горбачев с недоверием усмехнулся:

«Что? Уголовное дело на меня? Измена Родине?»

Звучало это примерно как: «Парень, ты в своем уме?»

48

Ваш _ _ _ _ _ _ _                 _ _ _ _  _ _  _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

Больше всего меня поразило сознание того, что мы подозревали, но во что не хотели верить: Горбачев и его люди ничего не знали об официально оформленных против него обвинениях в измене Родине. Спецслужбы и прочие каналы почему-то опять дали осечку.

ЭмЭс (так тогда по инициалам имени и отчества в политтусовке называли М.С. Горбачева) и Шахназаров внимательно изучили документы, затем президент повернулся к огромному пульту связи, который привлекал мое внимание множест-вом кнопок.

– Михаил Сергеевич, только, пожалуйста, не ссылайтесь на нас, –  попросил  я, – ведь  у   вас   есть  много возможностей получить эти документы, а нам ссориться с этими людьми не нужно…

Дело принимало такой оборот, что нам было не до славы. Мы рисковали нажить себе весьма влиятельных недругов, которые могли бы сильно затруднить нашу жизнь и работу.

Горбачев кивнул и нажал какую-то кнопку. Ответил, не помню точно, кто-то из руководителей Генпрокуратуры. По-моему, Генпрокурор Н.С. Турбин отсутствовал и ответил его зам. ЭмЭс обрушился на него с гневной тирадой, суть которой сводилась к мысли: «Куда смотрит руководство Генпрокуратуры, если «какой-то» начальник управления может возбудить уголовное дело против президента?» Он потребовал немедленно принять  меры  и дезавуировать решение Илюхина.

А затем произошло то, что меня впечатлило, пожалуй, более всего. На моих глазах Горбачев, нажимая кнопки на пульте и выслушивая доклады военных начальников, привел в состояние боевой готовности Московский военный округ, приказал объявить тревогу в ряде частей МВД, посоветовал «быть повнимательней» кому-то из руководства Госбезопасности.

Михаил Сергеевич принялся расхаживать по кабинету, вслух полемизируя со своими оппонентами. Что-то типа: «Они ничего не понимают и своими действиями развалят страну».

Потом он снова вернулся к пульту и попросил секретаря соединить его с Борисом Ельциным, в то время уже практически полностью автономным лидером новой России.

Между этими двумя людьми, сыгравшими ключевую роль в современной российской истории,  шла  постоянная борьба,  которая  то обострялась, то как-то – по крайней мере, внешне – сглаживалась. Такое, как бы внешнее перемирие произошло после  возвращения  Горбачева из Фороса. И в начале ноября 1991 года (всего за  полтора  месяца до конца СССР!) их отношения, похоже, были более или менее в позитиве – то есть они хотя бы разговаривали друг и другом.

По  громкой  связи зазвучал характерный голос Ельцина. Горбачев с нотками сарказма – «Ты представляешь, что придумали?», – поглядывая на меня и Шахназарова, стал излагать ему историю. Я  трепетно  внимал казавшейся весьма дружелюбной для постороннего беседе двух политических лидеров. И тут вдруг, к моему ужасу, Михаил Сергеевич сказал, обращаясь к раздававшемуся из динамика голосу Ельцина:

– И знаешь, через кого они хотели это запустить?

Я в отчаянии замахал руками, но ЭмЭса уже было не остановить.

– Они  это  подбросили «Интерфаксу» и рассчитывали через него дать это на весь мир. Вот у меня сейчас Комиссар здесь...

Ваш _ _ _ _ _ _ _                 _ _ _ _  _ _  _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

Тут он увидел мое, видимо, сильно побледневшее лицо и, вспомнив про мою просьбу, свернул с «Интерфакса» на какую-то другую тему. Ельцин, который, кстати, был неплохо знаком и со мной, и с «Интерфаксом», никак, к  счастью , не отреагировал на этот пассаж. Наверное, был чем-то занят.

...На прощание Горбачев подошел ко мне и тепло сказал: «Спасибо. Не забуду».

Спустя годы, уже после его отставки, мы с ним подружились и дружим до сих пор.

Но про первое наше знакомство как-то  никогда  не говорили. Когда недавно я напомнил ему про этот эпизод, Горбачев, подумав, отрицательно помотал головой: «Не помню, сам знаешь, сколько тогда всего творилось, каждый день что-то где-то рвалось».

Георгий Шахназаров напоследок сказал мне: «Миша, мы теперь – твои должники». Я тут же повторил сюжет про рыбака и рыбку и запросил эксклюзивный комментарий по поводу этого дела: «Завтра ведь все равно утечет, столько людей на ноги поставили». «Шах» посмотрел на меня своими мудрыми глазами и усмехнулся, практически словами Золотой рыбки: «Я ж сказал,  мы  – должники. Приходи завтра, будет тебе интервью».

И назавтра он дал нам редкое для него интервью, в котором поддержал наши догадки: «Запущенный Илюхиным пробный шар явно имеет целью возбудить националистические страсти, на волне которых реакция получила бы шанс повторить провалившийся августовский путч».

Эта история имела и еще одно странное, я бы  сказал  – экстравагантное, – продолжение. Через пару недель в Москву приехал губернатор американского штата Колорадо Рой Ромер. Я шапочно познакомился  с  ним, когда в начале 1991 года мы открыли в столице Колорадо – Денвере – нашу американскую «дочку» – компанию «Интерфакс-Америка». Тогда нас кто-то завел на  пару  минут к Ромеру.

Теперь, в Москве, он зашел к нам и вдруг попросил: «Хочу увидеться с Горбачевым» (этого тогда хотел весь боготворивший его мир). Мы  очень  хотели сделать Ромеру услугу, полагая, – как потом стало понятно, наивно, –  что  он поможет нам развивать бизнес в Америке.

В общем, я позвонил Шахназарову.  Умудренный  в дворцовых делах «Шах», конечно же, сразу оценил несоответствие рангов: губернатор далекого Колорадо и президент СССР! Но  он  только сказал: «Миша, раз ты просишь, ЭмЭс его примет».

Через день никому не известный губернатор Колорадо тет-а-тет встретился с Горбачевым. То-то историки, исследующие закат СССР, будут гадать, что стояло за  этой  встречей?

В.И. Илюхин был уволен  из  Прокуратуры Союза ССР спустя два дня.  Сейчас  он  депутат  Госдумы от фракции  КПРФ , является зампредседом Комитета Госдумы по конституционному законодательству и госстроительству и членом Комиссии Госдумы по законодательному обеспечению противодействия коррупции.

Г.Х. Шахназаров умер в 2001 году. Его сын, известный кинорежиссер,  директор  «Мосфильма», автор многих фильмов, основанных на выдуманных историях, о последних мгновениях жизни СССР, когда я как-то вкратце попытался рассказать ему об этой истории, интереса к ней не проявил.

А.И. Вольский скончался в сентябре 2006 года. До его последних дней  мы  дружили, часто встречались, создавали новый бизнес-ориентированный РСПП, и за все эти долгие годы он лишь раз, подмигнув в своей манере, хитро, но обаятельно щурясь, вдруг спросил: «А помнишь, как мы ЭмЭса спасали?»