Вот: http://www.ixtc.org/2016/09/arkadiy-bab … ?_utl_t=fb

1956-57. Девятый класс (3)

Не могу вспомнить точно, когда я написал своему родному отцу письмо с просьбой оказать мне помощь в приобретении лыж. В ответ я получил злобное, сплошь матерное письмо с отказом и, более того, с угрозой, что когда он выйдет на пенсию, то заставит меня содержать его.  В руки мне письмо не попало – его перехватил отчим и направил (в милицию или в прокуратуру) жалобу на отца. Через какое-то время отец прислал письмо с извинениями, а я ни о каких просьбах к кому бы то ни было больше не помышлял…

И вот в снежную зиму 1956-57 годов я решил изготовить себе лыжи сам. И таки изготовил: идеально выстругал, а концы запарил в горячей воде и как надо загнул. Лыжи были задуманы как охотничьи: широкие и не слишком длинные. Это был первый спортивный снаряд в моей жизни. В ту зиму я частенько ходил на лыжах на свои лесные озера напротив санатория ЦК «Пушкино», на которых за многие годы не встречал никого.

7 января 1957 года состоялась моя первая поездка (с классом) в театр (возможно, в планетарий). Мороз был не сильный, и прямо на платформе продавалось мороженое. Многие ребята покупали пломбир (даже помню, кто), но у меня был всего один рубль – для покупки самого простого – молочного за 90 коп. Что за спектакль был – не помню, да и вспоминать не хочется…

Я продолжал ходить в школьный струнный оркестр. С домры перешел на мандолину, которую мог брать домой. Часто часами играл мелодии, сидя на лавочке крыльца. (В классе пятом, бывало, пел – народные и революционные песни.) Странно, что никто из соседей не жаловался на мою игру и мое пение…

Однажды был у одноклассника Валеры Зеленого (к которому я всегда относился как к другу – Царство ему Небесное!) и во время разговора он запел:  «Дождик каплет на рыло и на дуло нагана…». Полностью эту зэковскую песню я услышал через много лет, но тогда, у Валеры, я подумал, что это его собственное переиначивание какой-то уголовной фразы. А еще он пел пару куплетов из «Ванинского порта», которая стала нашей застольной песней лишь десять лет спустя. Выходит, Валера уже тогда знал нечто такое, что выходило за пределы знаний и моих, и окружающих. Откуда?..

А еще у Валеры была книга «Царская кухня» середины 18-го века. В голодной стране книга читалась нами как фантастическая сказка. Одно блюдо нам, пацанам, понравилось особенно: «Муде баранье жареное». Впрочем, именно это блюдо, не зная его царских достоинств, я отведал во время деревенских каникул за год до этого…

На поле, напротив санатория ЦК «Пушкино», было два озерных места: одно – в дальнем правом углу (там на двух гектарах болота была целая система из четырех-пяти небольших и неглубоких озер), а другое, с одним озерцом, окруженным валом с растущими на нем березами, ивами и двумя соснами, – в правой части, метрах в пятидесяти от шоссе Пушкино–Красноармейск. С тех пор, как мы с Валерой обнаружили это замаскированное древьями и ивняком озеро глубиной по грудь, мы каждый апрель приходили на него встречать весну на первых проталинах. А когда в очередной раз мы пришли на наше (и только наше!) озеро, вода в нем оказалась настолько теплой, что мы даже искупались. Было это 25 апреля!.. (Дата навсегда зафиксировалась в памяти! К сожалению, через два года озеро сравняли с землей, а после «перестройки» все поле застроено коттеджами и микрорайон назвали... «Чистые пруды». Ну очень чистые!..)

В апреле я пришел к Валерке, и он сказал, что ему нужно сделать одно дело: убить их старую, облезлую и выжившую из ума собаку. Он взял ружье, и мы двинулись в сторону ветлечебницы. Там на краю леса рос большой дуб. Он привязал к дереву собаку и... всучил мне в руки ружье: «Это придется сделать тебе!». А ведь действительно: кому же еще?! Я выстрелил. Кажется, первый и последний раз в жизни (не считая, конечно, довольно точной стрельбы в тире). Животное даже не дернулось...

***
А в мае произошло одно маленькое событие, оставившее в моем осмыслении жизни большой след. Гуляя по пустым коридорам школы, я услышал за дверями одного класса необычный (!) смех и необычную (!) речь учителя-мужчины. Аналога подобного типа разговора в моей жизни еще не было. Кто-то заглянул в дверь, и на мое настырное любопытство человек мне ответил, что здесь проходит заседание литературного кружка (!). Руководителя кружка я узнал: это был завуч, который за что-то журил меня в пятом классе, а сам он не пришел на «панхиду» по Сталину! Участники кружка были десятиклассники. Был ли в кружке кто-либо из девятиклассников (коих в школе было втрое больше, чем десятиклассников), не знаю.

О существовании кружка я и не подозревал. Я постоял у дверей минут пять, но этого времени мне хватило, чтобы понять: здесь ДРУГОЙ мир! Другие люди, другие ЦЕННОСТИ. Попроситься в кружок мне смелости не хватило. Но сегодня я точно знаю: если бы я попал в кружок, то страстно ушел бы в литературу и историю – самые нелюбимые мною предметы, по которым я редко получал выше «тройки» (из-за чего ощущал свою ущербность).

К сожалению, я не могу вспомнить имя завуча и по совместительству учителя литературы. Из биографии завуча вспомнил лишь один момент: на траурной линейке 5 марта 1953 года его НЕ БЫЛО – оказывается, «заболел»…

Через год, в десятом классе, я попытался разыскать завуча, но оказалось, что он больше не работает – ушел на пенсию. В его лице я потерял редкую возможность приобрести Учителя. Но даже без общения он остался для меня как образ красивого, стройного, интеллигентного человека. И всего-то – пять минут, а след на всю жизнь!..

Несколько лет назад я разыскал одного из членов того кружка, считавшего учителя инакомыслящим и с восхищением отзывавшегося о нем, – Леонида Хачатуряна. И он в «Одноклассниках» мне написал:

«Я жил в Пушкино на ул. Чехова – недалеко от моста через Серебрянку. Школьные годы очень похожи на Ваши: пионерский х/б галстук и прочее. Занимался спортом, в основном футболом, на этой почве знал и Колю Зубрилина и Борю Никифорова. прекрасно помню Анстаса Фотича – "ВЕЛИКОГО ФОТИЧА". А Вы, наверное, в курсе, что на пенсию ушел не по своей воле, а по рекомендации свыше: за то, что он на литературном кружке знакомил нас с творчеством тех, кого не рекомендовали...».

Конечно, ничего этого я не знал, но предполагал. А поражает меня в этой истории ответ на вопрос: как всего ЗА ПЯТЬ МИНУТ, еще не зная ничего ни о диссидентах, ни об интеллигенции, я проникся любовью и к тем, и к другим да еще заинтересовался литературой?! Оказывается, великая Россия – это не то, о чем нам рассказывают на уроках, а то, о чем УМАЛЧИВАЮТ!!! Пять минут, которые сделали меня Человеком, которые сроднили меня со всеми «ВРАГАМИ НАРОДА»! Пять минут, которые подарили мне Родину! Но вместе с этим я сам оказывался... врагом народа, хотя этого словосочетания я еще не знал...

Однако ровно полвека я прожил без очень важного для меня знания: оказывается, моя средняя школа была не только приютом для люмпен-отморозков и посредственных обывателей, но и источником благородства! Кого-то переполняет гордость от того, что тридцать лет Россией правил самый крупный в истории массовый убийца, а я горжусь тем, что учился в школе, где завучем и великим Учителем был Анастас Фотич – самый добрый и красивый человек в городе.

В своем письме мне Леонид Хачатурян прошелся и по моей математичке, существенно поломавшей мне судьбу в 10-м классе: «Мадам Зюзина (кличка "Зюзя"  тоже мне знакома: она у нас преподавала в 7 классе до тех пор, пока класс не взбунтовался, объявил ей бойкот и написал коллективное письмо в РК комсомола. Нам тогда дали другого преподавателя, а потом класс расформировали (!)». (А на дворе стояла хрущевская «оттепель»!..) И опять же вопрос: почему ни у кого в классе, кроме как у меня, Зюзя не вызывала чувства омерзения? Даже тогда, когда она приходила на работу в мини-мини-юбке по самое не могу. Я большой любитель секса, но никогда не считал, что уроки по математике – лучшее место для ведения секс-пропаганды...

В апреле у меня случился первый в жизни праздник: у меня появилась первая обновка с качеством, выше низшего! Это были полуботинки, которые все называют почему-то туфлями. Да по мне пусть хоть лаптями называют, была бы вещь! Отличные желтые туфли чешского производства мы с мамой купили в комиссионке. И я почувствовал себя... приодетым щеголем!...

==================
На фото: 1957 г. В лесу за ветлечебницей.

А чего искать, если написано-то по-русски, а чем смысл - НЕПОНЯТНО. Слова по отдельности вроде бы знакомые, а в целом - темный лес.

1957. Девятый класс. Каникулы

Чем дальше в лес, тем меньше дров! О летних каникулах 1957 года (после 9-го класса) пока не припоминаю НИЧЕГО! Как  будто этих трех месяцев вообще не было. Буду скрести по сусекам...

Заглянул в фотоальбом – нашел серию из пяти фотографий одного дня. Приезжала тетя Маруся (вдова погибшего в ГУЛаге любимого маминого дяди) с дочерью и зятем. Ходили гулять в лес. Но разве ж это сбытие?! Правда, не считая одного момента: в это лето я все-таки в природе был! И потому меня раздирает любопытство: а чем же я занимался?!

Помню, что именно в этот период я, дохляк, достиг значительных успехов в плавании: мог проплыть несколько километров и нырнуть на 50 и более метров в длину. Устраивал хохмы – «тонул»: нырну с моста, а под водой уплываю на другую сторону, выхожу на берег и вместе со всеми ищу «утопленника»!..

Но значительную часть времени этого лета я провел за палеонтологическими раскопками. В нашем враге был довольно большой песчаный карьер (сейчас он засыпан и на его месте построены дома микрорайона Серебрянка). Верхний двухметровый слой – глинозём и глина, затем три-четыре метра мелкий песок, а ниже шел крупный песок с мелкой галькой, намытый древним морем двести миллионов лет тому назад. И вот в этом слое я просиживал днями.

Чертовых пальцев было несметное количество, и я на нх даже внимания не обращал. Интереснее были раковины, но они были большей частью разрушенными. Целые раковины были редкостью, и чтобы их найти, нужно было много «пахать». Главный моя интерес составлял ископаемый перламутр необыкновенной красоты. Обычно это были песчинки размером в миллиметр. И лишь однажды я нашел кусок размером 2х4х8 миллиметров. Он обладал свойством рубинового лазера: превращал дневной свет в лучи красного цвета. Через несколько лет я положил его в аквариум, который, находясь на улице, разбился, ну и, естественно, мой самоцвет попал в почву и... с концами!

Из научно ценных находок была одна: отпечаток на куске известняка размером в 20 см скелета рыбы, похожего на речного бычка. Находку я отнес в свою школу в биологический кабинет, где она, скорее всего и пропала...

В этих раскопках, в стороне от людских глаз, я был бесконечно счастлив. В никому не нужном, в редко используемом карьере я чувствовал себя как на необитаемом острове – свободным человеком. Но парадокс состоял в том, что миролюбивое и интересное  общение мне было вкуснее одиночества. Вот только такого общения не было...

Единственное, что я делал, чтобы оказаться в своем мире, это решал головоломки – занятие не только увлекательное. Но и  высшей степени полезное. Тысяча решенных головоломок увеличивает интеллект в десять раз. А если к этому прибавить еще и знание того, как интеллект работает, то он увеличивается еще раз в сто. Но тогда я знал лишь частичку этой истины...

Девушек среди моих соседей не было. Но в одну из соседних дач на лето приезжала красавица и умница Лида Воронина. Ее отец был партийным работником, и к такому племени мне приближаться не было никакого смысла. Приехала она и в это лето. Причем с каким-то парнем – родственником или другом. Парень был рифмоплет и опутывал красавицу Лиду поэтическими сетями. Ну а я, проходя мимо, лишь облизывался...

В это лето я поставил жирную точку на моих отношениях с отчимом. Не помню причину, но он хотел мне надавать. Я бросился на террасу, он – за мой. У уличной двери на подоконнике стоял поллитровый граненый стакан. Я схватил его и запустил в отчима. Ударившись о тонкую фанерную стену, стакан разлетелся вдрызг. И если бы он угодил в лысую голову отчима, последствия предсказать было бы трудно. Но с этого момента никаких попыток физического воздействия на меня он более не предпринимал...

Кажется, в это время я уже участвовал в районном оркестре русских народных инструментов. И были в нем еще два балалаечника – отец с сыном. Отцу было под семьдесят, сыну – около тринадцати. Жили они в западном Пушкине, в конце Железнолорожной улицы. Несколько раз я был в их совершенно очаровательном доме. Это была почти что избушка на курьих ножках. Весь «дом» был размером три на три. В нем было всего пять больших вещей: печка-голландка, кровать и стол с двумя стульями. Ну и главная прелесть – маленькое окошко, глядящее на юг. И вот спрашивается: что еще нужно двум счастливым людям?!. (Нонешние хозяева России соревнуются в том, у кого сколько тысяч квадратных метров жилья. Но они даже не знают, что такое ЖИЗНЬ...)

В это лето существенно активизировались мои отношения с одноклассником Витей Приезжевым (Царство ему Небесное), жившим тоже «за линией» в собственном стареньком доме по улице Гончарова, 12 с матерью и братом. Помимо азартной игры с ним в шашки, мы еще вместе занимались живописью маслом. Он познакомил меня со своими друзьями – тремя братьями Манговыми, жившим на северо-западе в небольшом поселке геологов. В будущем каждый из них оставит тяжелые последствия, но в тот момент я увидел в их доме чудо: огромный первоклассный приемник «Украина». И вот, с разрешения хозяев, включив его, я стал ловить весь мир.

И вдруг я услышал нечто: где-то за дальней далью, за материками и странами, с каких-то неведомых островов тихую свободную и печальную песню. Но это была не печаль после насилия, а больше похожая на печаль от временной разлуки с любимым человеком. Печаль в тихих лучах солнца, у открытого окна... (Второй раз песню с похожим впечатлением я услышал лишь на Западе, это была запись с Сейшельских островов.)

Вообще, чувства – это странная штука. Их существует несметное количество. И я не уверен, что кто-то еще, услышав это песню, испытает те же самые чувства. Я встречал людей, которые, услышав песню «Темная ночь» в исполнении Марка Бернеса, считали ее эмоционально серой и вообще бездарной. И нет такой линейки, которая позволила бы соизмерить чувства двух людей...

Из природных явлений в этой лето меня поразила суха гроза. Я сидел у окна на террасе, а за окном за окном грохотала гроза, каких я не видел больше нигде и никогда. Пушечные выстрелы раздавались непрерывно, сверкали молнии, но... ни одной капли дождя так и не выпло!

***
Возле замечательного Пушкинского кинотеатра была построена танцплощадка с выоким решетчатым забором. Сам я не танцевал и к танцам при разных городских клубах относился брезгливо – мне они представлялись лишь поводом для завязывания сексуальных отношений на одну ночь. И вот однажды среди танцующих я увидел своих одноклассниц – Нину Дементьеву с закадычной подругой Нелей Фомичевой. На меня будто ушат холодной воды вылили! От девушки (Нины), которую я всю жизнь боготврил, я такого не ожидал, и моя романтичная влюбленность стала медленно опускаться на землю...

Дружба Нины с Нелей меня озадачивала. Нина много читала и вообще была общественно развитой. А Неля была крупной девахой килограммов под восемьдесят, старше всех нас года на два и на голову выше Нины. По уровню интеллекта она занимала последнее место в классе. Для меня так и осталось загадкой, что их, сидевших на одной парте, объединяло?..

Однако мои впечатления о девушках могут быть весьма обшибочными – ведь за шесть лет совместной учебы я ни с одной из них не разговаривал по душам, и вообще не общался (не считая пятиминутного разговора с Соней Фукс по дороге из школы). Как же так?! За 17 лет НИКТО не научил меня общаться с людьми! Это сегодня я могу завязать разговор хоть с самой английской королевой, а тогда... А ведь мне бесконечно интересны каждый из одноклассников. Особенно «тихони». Одну из тихонь, Таню Иванову, никто в классе как будто не замечал, а после школы она оказалась едва ли не самой интересной личностью в классе. Никто не знает, что спрятано в глубинах души человеческой...

А время – молот: иных уж нет, а те далече...

===============
На фото (из альбома Нины Дементьевой): Две подруги: Нина Деменьтьева и Неля Фомичева.

Отредактировано Виктор Сорокин (19-10-2016 21:01:50)

Это нормально.
У меня осталось 4 главы о 10-м классе. Вот факт из конца 4 главы:

Во Франции я подружился с замечательным человеком Анатолием Максимовым, сыном русских эмигрантов, застигнутых революцией в Болгарии, где он и родился. Там же он окончил и русскую гимназию. Судьбы разбросала его однокашников по разным континетам – Европа, Южная Америка, Австралия... Но до самой смерти Анатолия в 2007 году он тесно общался со ВСЕМИ своими одноклассниками! Тот редкий случай, когда я кому-то ЗАВИДОВАЛ.

И ведь ТОЖЕ русские! Правда, несколько иной, истребляемой огнем и мечом, раскраски. И я со своей любовью к детству и со своей «загадочной русской душой» влился не в круг своих одноклассников, а в сообщество однокашников бывших русских гимназистов в Болгарии. И мы легко нашли общий язык, и мы любили друг друга через нашу любовь к нашему школьному детству. Анатолий был на 21 год старше меня, но мы не замечали разницы в возрасте. Судьба нас объединила как бы снова за одной партой: он стал Председателем Союза русских инженеров во Франции, я – его Ученый скретарь...

Вообще, я безмерно поражен тем, что сегодня в мире вездесущего Интернета из более чем 250 моих одноклассников разных лет никто не ищет своих однокашников из детства, никто не копается в воспоминаниях! Нет, я этого просто не понимаю. Из огромного выпуска лишь четверо пришли на сайт Одноклассники...

Отредактировано Виктор Сорокин (20-10-2016 17:58:54)

Спасибо!

Почему-то большевистская оккупация никого не роднит. И в ГУЛаге люди были врагами друг для друга.