Наверное, из стремления к абсолютному качеству во всем. Но НЕ из соревнования с другими.

1955-56. Восьмой класс-3

Еще совсем недавно, после войны, район деревни Чероково был краем нешуточных волков, нападавших как на людей, так и на овец. Но как раз в 1955-м году был убит последний волк. К этому времени от большой когда-то деревни, растянувшейся по теплому северному склону длиннющего оврага, остались лишь стены от двух-трех домов. На берегу речки был большой родник, и я иногда пил из него «чай» – втягивая ртом воду с поверхности и запивая ею хлеб с солониной. А вокруг была сказочная благодать!..

Тропа домой из Чероково шла по западному берегу речки, и я иногда останавливался передохнуть под каким-нибудь известняковым обрывом. Бесшумно пробравшись сквозь высокие прибрежные травы к самому краю воды и закрывшись от отражения неба в воде ладонью, я наблюдал за жизнью в подводном царстве. В прозрачнейшей воде был виден весь подводный мир…

С рыбалки я возвращался домой обычно к обеду: голод – не тетка! Полведра рыбы были хорошим подспорьем в хозяйстве большого «табора». Однажды я ходил на рыбалку с двумя бывшими одноклассниками. Всю наловленную рыбу мы решили пожарить на природе. Для этого взяли дома сковороду. Пикник устроили на дне глубокого оврага, на промытых дождем известняковых глыбах. Дровами служили несколько тонких веток лозы да охапка соломы. Конечно, вся сковорода покрылась пеплом от соломы. Но как это было вкусно! Я и сейчас совершенно достоверно чувствую вкус тех плотвиц и костлявых окуней…

Изредка я ходил рыбачить и на Плаву (в верховьях которой стоит город Плавск). Последние полкилометра перед впадением в Плаву Малынка течет хоть и в сухих, но совершенно непроходимых зарослях лозняка и крапивы, куда я так ни разу и не забрался. Обычно я рыбачил у соседней деревни Даниловка, где по пояс в воде перебирался на противоположный, правый, берег. При этом каждый раз я вспоминал рассказ мамы о том, как огромный сом пытался сбить хвостом себе на завтрак (!) стиравшую на камне женщину…

Иногда удобней было удить стоя в воде, что для ног было не совсем полезно. И вдруг дома вспомнили, что в чулане лежат кожаные охотничьи сапоги, купленные лет десять тому назад за 400 рублей (сталинскими) дядей Сережей на ярмарке. Использовались они только во время паводка для ловли рыбы наметкой. И вот когда сапоги достали, я ахнул: на золотом ярлычке внутри голенища стояла фамилия мастера с буквой «Ъ» на конце и год изготовления: 1864! Вот это да! Оказывается, были-таки в России мастера, шившие теплые, не промокаемые, как резина, и мягкие, как шелк, сапоги из… кожи! И что удивительно: ноги в этих сапогах не потели даже в жару! С этого момента я ходил на рыбалку только в этих сапогах.

Спустя годы я горько сожалел о том, что больно уж не брежно относился к тем сапогам. И теперь-то я поимаю, что то были не просто сапоги, а произведение культуры мирового уровня какого-то, как и я, тульского левши. Сегодня те сапоги я повесил бы на стене – как снобы вешают редкие и доргие охотничьи ружья...

Однажды мне довелось порыбачить без удочки – это когда спустили воду из мельничьего омута-бучала. После починки мельничной плотины на соседней речке Холохольне ее закрыли для накопления воды. Из-за этого бучало ниже мельницы сильно обмелело и между крупными камнями рыбу можно было ловить руками. Как только я об этом узнал, то побежал на мельницу с ведром. В щели между глыбами забились бычки – смешные рыбы с огромными головами и острыми крючками-рожками по бокам головы. Доставать их из щелей не представляло никакой трудности, и я принес домой целое ведро этой безвкусной и костлявой рыбы…

Иногда я ловил рыбу корзиной, и нередко мне попадалась странная рыба, похожая на угря, но, как и бычки, с рогами на голове, – веретеница. Обычно она была длиной сантиметров восемь, но однажды попалась и двадцатисантиметровая...

***
В июле к дяде Сереже с тетей Шурой пришли сваты. Жених Николай Мишин был на одиннадцать лет старше моей любимой и невероятно красивой (на мой вкус) двоюродной сестры Таси, которую я ревновал к любым мужчинам – вовсе не потому, что строил в отношении ее какие-либо планы, хотя подобные мысли и были. Тася работала машинисткой в Туле, и мы с нею даже переписывались. В Малынь она приехала в отпуск.

По внешности Николай показался мне очень несимпатичным. Помнится, сваты – старший брат Николая (до революции работавший конюхом у Льва Толстого в Ясной Поляне) и его мама (хлебнувшая лиха во время коллективизации; у меня осталось впечатление, что она была староверкой) пришли без самого Николая. Все родственники Николая были людьми трудолюбивыми и ответственными, а потому сватовство состоялось быстро, хотя я в толк не мог взять, как это по существу принуждать девушку к браку! Семья Николая жила в деревне Крюково, в пяти километрах от Малыни вверх по течению Плавы. В этом месте река делала большой крюк и была шире, чем под нашей деревней, раз в десять.

Ответный визит совершили и Тасины родители. Вместе с ними пошли в Крюково и мы с дедушкой. Но почему-то от разговоров в памяти не осталось ничего. Запомнились лишь большая чаша с медом на столе да моя прогулка по берегу Плавы. Мед я ел второй раз в жизни. Богатейшее заливное разнотравье, еще не уничтоженное «ускоренным развитием» сельского хозяйства, было наилучшим медоносом. А поход на речку запомнился тем, что я увидел, как рыбак поймал на удочку… стерлядь! И это в 250 километрах от Москвы!..

Вскоре состоялась и свадьба с венчанием в Крапивенской церкви. Честь держать венчальную корону над головой Таси выпала мне. Я понимал, что этим действом я ставил крест на ее девичьей жизни и отрезАл в небытие два с половиной года своего детства, проведенного вместе с любимой сестрой…

Для свадебного застолья тетя Шура поставила два больших молочных бидона с брагой для самогонки. Солодом служила запаренная рожь, которая почти не давала сивушных масел (по этой причине виски делают из ячменя). Самогонка удалась на славу и по крепости не уступала водке. Однако сама самогонка – это сущая ерунда. Куда важнее был квас, изготовленный на основе ржаного солода, оставшегося после самогона! Более вкусного кваса я больше никогда в жизни не пил!..

Веселая пьянка длилась три полных дня. Странно, что за ва дня я выпил два литра крепкой самогонки и... ни в одном глазу! Впрочем, нашел, чем гордиться!...

***
Итак, мое второе деревенское лето подошло к концу: уходили последние дни моего пребывания в деревенской атмосфере. Эти два лета были самыми безмятежными в моей юности, ведь за это время ни с кем не было ни одного конфликта – ни драк, ни ругани, ни грубости! Конечно, домашних работ было много, но ведь и для волюшки время оставалось: частенько уходил или уезжал на Володином велосипеде за многие километры в поля, луга, лесопросеки и даже в старинные кладбища – просто так, бесцельно, созерцая МИР…

Я с сочувствием смотрю на детей, которым в 12-14 лет их родители не предоставили возможности хотя бы на два непрерывных месяца пожить без надзирающего ока взрослых и действовать им лишь по собственной инициативе. Такая жизнь может стать для них не только праздником, но и мудрой школой личной жизни.

==================
На фото: слева – Зина, дочь погибшего дяди Алексея, затем – вся семья дяди Сережи: старшая дочь Тася, средняя – Нина, сын Витя, за ними – тетя Шура с дядей Сережей, и справа – бабушка с дедушкой.

Резать на части - всем поровну!

Даже в шахматных турнирах я не соревновался, а просто играл.
Но в одном деле я соревновался: в беге на 5 км, в чем я, бегавший стометровку медленнее всех, был одним из первых.

1956-57. Девятый класс (1)

Один из дней самого начала октября запомнился потому, что я впервые (и последний раз) возвращался из школы вместе с одноклассницей и почти соседкой Ниной Дементьевой, к которой был весьма неравнодушен. День был солнечный и очень теплый. Шли молча. И вдруг перед тем, как перейти через шоссе к своей калитке, Нина спрашивает: «А ты знаешь, что такое померанец?» Я был ошарашен: это были первые (и как потом оказалось – последние) слова, сказанные ею мне. Я ответил: «Нет», и Нина перешла дорогу…

А я? Я корил себя за незнание, но более всего за неоказание пусть и крошечной помощи девочке, к которой, тем более, питал симпатии. На этом диалоге и завершились все мои взаимоотношения с одноклассницами: так на всю жизнь мы и остались друг для друга «черными ящиками» – чем они жили, в кого влюблялись, к чему стремились?..

Да и из ребят неформальные отношения у меня сложились лишь с Витей Приезжевым, Валерой Зеленым, Юрой Кротовым и Володей Зубовым. И еще на какой-то почве я подружился со Стасиком Тарасенко из параллельного класса. Вот, собственно, и всё! И это за шесть лет совместной учебы с двумя сотнями ребят и девчонок!.. А ведь, сколько я себя помню, я искал крепкую дружбу и сам был способен на нее. За друга я готов был лечь костьми…

Как же так получилось, что я остался без друзей? Ответ на этот вопрос я получаю, анализируя свойства своего Я. Виной всему оказалась моя целеустремленность и мой максимализм. Да, какое-то время я мог поддерживать отношения с человеком. Но если в течение продолжительного времени в его душе я не находил резонанса со своей целеустремленностью, то терял к этому человеку интерес.

С ребятами меня мог связывать в основном профессиональный интерес, а это, прежде всего, интерес к точным наукам. Но по этому интересу достаточно близкого попутчика мне не удалось встретить и по сей день.

...Однажды в прекрасный осенний день мы компанией человек в пять шли из школы по тротуару, а впереди нас метрах в сорока шли три девушки. И вот, имея в виду одну из их, Пашка Арвачев воскликнул: «Какие же красивые ножки у моей Гали!». Лично для меня все ножки были обычными, так что вычислить Галю Шаповалову я не смог. Но когда она обернулась, я ее узнал: эта действительно красивая девочка с успеваемостью на три с плюсом покинула школу после седьмого класса...

Я же в девушках искал, в первую очередь, любознательность и интерес к точным наукам – хоть чуть-чуть. Искал и… не находил: никто из девушек моего огромного школьного выпуска не собирался поступать ни на физфак, ни на мехмат, ни хотя бы в физические институты. Этот факт стал водоразделом между школьным прошлым и нешкольным будущим.

Однако, если бы нашлась девушка, согласившаяся разделить со мной интерес к физике, астрономии, математике, мы с нею свернули бы горы на пути к реализации себя в качестве ученых. В то время моим идеалом женщины были Софья Ковалевская и Мария Кюри-Склодовская. Вообще, в то время я не допускал даже мысли, что девушка, как и юноша, не мечтает стать великой, значимой в истории – хотя бы в своих собственных глазах. И я благодарен своей судтбе за то, что во мне рано появилось здоровое тщеславие – нет, не быть величественнее всех, а просто быть не пустышкой, не пылью на ветру. А решение этой задачи я видел лишь на пути фендаментальной науки.

Забегая вперед, скажу, что такая девушка все-таки нашлась! И встать ей на путь Большой Физики помогла… наша ЛЮБОВЬ. Да так «помогла», что закрутилась-завертелась вся наша жизнь в пространстве куда более значимых ценностей…

Зовут эту девушку Соней. И если бы не она, не найти мне душевного комфорта ни с одной женщиной на Земле. Почему? Потому что страсть к Науке – всего лишь одна из нескольких субстанций Духа, стремящегося к Совершенству. Оказавшись на физфаке, я, разумеется, без особого труда подыскал бы себе попутчицу жизни с научным интересом. Но сегодня абсолютно уверен, что наши тесные отношения не продлились бы и с год, ибо, помимо научного интереса, мне еще непременно нужно (ну и привередливый же!), чтобы моя половина оказалась бы и с крестьянской душой, и с гриновским сердцем, и с сахаровской нравственностью, с питерской интеллигентностью, и кое с чем еще!.. Понятно, вероятность существования таких «половинок» равна НУЛЮ, однако ж она на меня выпала!.. Но это уже другая, совсем не школьная история.

***
В середине октября в Доме культуры фабрики «Серп и молот»  прошло общешкольное комсомольское собрание. В повесте его дня был и выбор совета отряда («школьного ЦК»). И вот кто-то выдвинул и мою кандидатуру, а кто, так и осталось для меня навсегда мучительной загадкой. Представить себе, что кто-то мог увидеть во мне хоть толику социальной значимости, было просто невозможно. В учебе я был более чем посредственный – с тройки на четверку. Друзей у меня, которые меня хоть как-то ценили, как будто не было. На свинью-шутку тоже не похоже... И тем е менее! За меня (в числе других) кучно проголосовали. А выборы были свободные и настоящие!..

В общем, я возгордился. К стыду своему, почетной фигурой я оказался липово, ибо к организации чисто комсомольской жизни не имел ни малейшего желания, да и способностей. Но чувства! Чувства хоть и крошечного, но неподдельного авторитета защекотали нервы. Правда, через год они утихли и постепенно сошли на нет...

Но тема тщеславия этим отброшена не была. /Совсем из другой оперы: теперь я никогда не упускаю случая повосхищаться феноменальным богатством русского языка. Вы чувствуете, как меняется смысл только что написаной фразы при перестановке местами частей сказуемого – «не была отброшена»?/ Ведь меня подцепило на эмоции не поклонение людей передо мной, а УВАЖЕНИЕ меня как личности. Поклонение можно обеспечить силой, а вот уважение нужно заслужить!

Где-то в это же время, в девятом классе, в моем мировоззрении произошло фундаментальное событие. Из взятой в библиотеке книги «В мире мудрых мыслей» афоризм Сократа «Люди живут, чтобы есть, я же ем, чтобы жить» просто как бы родил меня заново! Оказывается (а я Сократу не поверил, а соласился с ним!), еда и (что пойму позже) вообще ВСЕ удовольствия – это не жизнь, а всего лишь необхожимая энергия и приправа к жизни. А вот сама жизнь состоит из чего-то другого. Но из чего?!.

Какой-нибудь ответ на этот вопрос меня совершенно не устраивал, ибо это был ответ на вопрос: «Быть или не быть?»! Или иначе: реализую я ли свою единственную жизнь как Человек с большой буквы, а не просто как ВСЕ – прожить ее разумным животным и навечно уйти в ту же пустоту, откуда и пришел?!

Оказывается, что удовольствия даны человеку для того, чтобы он никогда не задумывался о смысле жизни, чтобы он вечно оставался духовным РАБОМ! А оно мне надо?! После истории с приведением я уже не верил НИКОМУ и вообще всему человечеству. Из того, что все прыгают со скалы и разбиваются насмерть, не следует, что и я должен быть как все! Хренушки, милые сочеловеки! Отныне я САМ буду решать, какие из человеческих мыслей счесть верными (истинными), а мимо которых я равнодушно пройду.

Вот когда родился главный инструмент моего будущего Z-мировоззрения: полная ревизия своего знания-сознания. Ну а его цель – стремление к полносистемному совершенству – в основе своей была подсказана Чеховым, которого я еще как следует не читал (прости, Антон, заставляли-с!). В итоге я наворотил столько, что потомки будет разгребать столетиями. Но сегодня это НИ-КО-МУ не нужно...

Но тогда, в девятом классе, я до такой глубины понимания смысла жизни не доходил. Я понимал лишь, что жизнь нужно прожить с максимально полезной отдачей: нужно сделать что-то очень и очень важное. Такой важной вещью мне представлялось научное открытие, а вершиной его носителя – президент Академии Наук. Так что на довольно продолжательное время у меня появилась конкретная цель, к воплощению котороя я и приступил. К счастью, план достижения цели детализирован не был, тем не меннее мое научное внимание привлек самый большой объект в природе – Космос. И потому я по уши залез в астрономию.

Мир звезд и гипотеза возникновении Вселенной утащил меня ввысь. Я мог до одури глядеть на небо, изучать созвездия и вообще быть ТАМ. Оттуда я рассматривал Землю (и самого себя!) в телескоп и видел такое, что с Земли не видно. Ну да это уже другая история – не моя...

Продолжение следует.
==================
На фото (из альбома Нины Дементьевой): 1955 год. Школа №3. Кружок танца. На фото семиклассницы: 1 – Нина Гуннова(?), 2 – Куринова Зина (умерла в январе 2011 г.), 4 – Лера Кожухарь, 5 – Галя Зуева, 6 – Нина Дементьева.

Для меня дружба и любовь означает, прежде всего, ОБЩЕЕ ДЕЛО.