Если говорить о красоте внешней – той, что на переднем плане, – то самую красивую жещину сфотографировали наши французские друзья во время поездки по Юго-Западной Африке. Это была негритянка, чего я от своей эстетической системы не ожидал. Если руки дойдут, то опубликую.
Однако когда речь заходит о красоте не просто женщины, а женщины-души, то мне на память приходит совсем другой образ, который я видел лишь на фотографии. Вернее, не на фотографии, а на рекламном щите. И случилось это в марте 1983 года, когда мы с женой жили на квартире наших друзей Егидесов в пригороде Парижа Кретее. Конечно, душевная красота женщины не заполняет собою и половины ее общей красоты как человека и личности. Женщин с фантастической общей красотой великое множество, особенно в среде русской дореволюционной интеллигенции. Но здесь я сужаю красоту лишь до душевной составляющей.
Опять же, есть душевная красота социальной составляющей человека. Она определяется ласковостью, доброжелательностью, желанием помочь. Однако есть душевная красота, которая доступна не разуму, а подсознанию, где обитают чувства свободы, независимости, ненавязчивости, достоинства, тишины, даже пустоты и т.п.. Такая красота не вызывает желания непременно приблизиться к ее носителю. Но она обладает свойством перекачиваться от носителя к созерцателю.
Так вот, описанную выше красоту я видел лишь дважды в жизни. Первый раз тоже не в натуре, а на фотографии (http://proza.ru/2008/05/01/38). К сожалению, из-за низкого качества фотографии получить адекватое впечатление от изображения трудно. Поэтому я опишу лишь вторую фотографию, на рекламном щите.
Реклама агитировала за летний отдых где-то на островах, кажется, на Канарах. На пустом пляже с двумя-тремя пальмами была изображена молодая женщина. Не худая, с не отталкивающей полнотой. Кажется, в закрытом купальном костюме. С махровым полотенцем на плече. Без малейших признаков соблазнения. Без обычной для рекламы улыбки. Без изысканной внешней красоты. Короче, она была не для рекламы – она была сама по себе. Выражение ее лица было контрастно отделено от всякого Парижа и всякой житейской кутерьмы. Ее взгляд был наполнен независимостью и направлен сквозь всё и вся. Она никому не навязывалась и была сама по себе, как чайка Джонатан.
Вряд ли я подберу слова для описания ее взгляда, который был как бы в никуда. За этим взглядом, где-то на глубине души, во всем чувствовался защищенный от всех полный порядок. Каждый день, выходя на проспект, я встречал взгляд этой женщины мимо меня, сквозь меня, в никуда и невольно обращал свой взгляд туда же – В НИКУДА! Три минуты, пока шел до метро, я был на краю света – без зла и пороков мира. Как и теорема Ферма, край света тоже будет преследовать меня всегда и везде – пока НЕ ПОСТРОЮ его.
Я вижу лицо той женщины, с рекламного щита, со слегка прищуренным и надменным взглядом мимо меня. Надменным – ибо имеет право не унижаться. Ни перед кем! И два месяца мы с ней каждый день не персекались взглядами. Может, благодаря этому она навсегда осталась для меня фотографией чистой эмоции, которую всегда хотелось перенять. Ведь жить мимо того, что тебе не приятно, это здорово!..
