Умер режиссер Юрий Любимов

05.10.2014

Режиссер Юрий Любимов скончался на 98-м году жизни, сообщает Интерфакс. Основатель "Театра на Таганке" был доставлен в больницу три дня назад в тяжелом состоянии. Врачи боролись за его жизнь.

Юрий Любимов родился в 1917 году в Ярославле. Первую роль сыграл в 1934 году в спектакле "Мольба о жизни" в студии при МХАТе-2. Участвовал в Советско-финской войне; в 1941-1945 годах в составе Ансамбля песни и пляски НКВД выступал непосредственно на линии фронта.

В 1963 году поставил спектакль "Добрый человек из Сезуана" по пьесе Бертольда Брехта, исполнители которого в 1964 году составили ядро труппы Театра на Таганке.

Среди лучших постановок - "Жизнь Галилея" Брехта, "Гамлет" Шекспира (1971 год), "А зори здесь тихие…" по повести Бориса Васильева, поэтические представления "Павшие и живые", "Послушайте!", "Товарищ, верь…".

Бескомпромиссные постановки Любимова получили большую известность не только в СССР, но и во всем мире, а его театр называли "островом свободы в несвободной стране". Спектакль по роману Достоевского "Преступление и наказание", показанный в 1983 году в Лондоне, был удостоен премии Evening Standard.

В 1980-х годах, после смерти Владимира Высоцкого, обстановка вокруг театра накалилась. Власти запретили спектакль, посвященный памяти артиста. Были запрещены также постановка Юрия Любимова "Борис Годунов" и репетиции булгаковского "Театрального романа".

Несмотря на свой талант и заслуги, в 1984 году Юрий Любимов был лишен гражданства СССР. Это произошло после публикации в газете Times интервью Любимова Брайану Эпплъярду, в котором режиссер высказывал критическую позицию по поводу культурной политики в СССР.

В момент лишения гражданства Любимов находился в Лондоне, решение было принято заочно, оформлено в виде Указа Президиума Верховного Совета СССР, за подписью Черненко. Имя Любимова было снято со всех афиш и программ Театра на Таганке, и даже упоминание о нём было поставлено под запрет.

После лишения гражданства он работал в Израиле, США, Англии, Скандинавии, Франции, Италии, Германии. Ставил как драматические, так и оперные спектакли. В том числе, в Ковент-Гардене, Ла Скала и Гранд-опера.

В мае 1988 году Любимов приехал в Москву. 23 мая 1989 года ему вернули советское гражданство. Им были восстановлены запрещенные ранее спектакли "Борис Годунов", "Владимир Высоцкий", "Живой".

После возвращения Любимова в "Театре на Таганке" вспыхнул конфликт, за которым последовал раскол, в результате чего отделилась часть труппы под руководством Николая Губенко. Впоследствии они образовали новый театр - "Содружество актеров Таганки".

В июне 2011 года на гастролях в Чехии актеры театра прилюдно потребовали от Любимова отдать им гонорар за сыгранный спектакль. Желание актеров обидело режиссера и побудило его подать заявление об отставке. 6 июля 2011 года Департамент культуры Москвы сообщил об освобождении Любимова от должности художественного руководителя и директора Театра на Таганке по собственному желанию. Главный режиссер покинул Театр на Таганке 16 июля, не попрощавшись с актерами.

В 2012 году Любимов в Театре имени Вахтангова представил 4-часовую постановку "Бесов" Федора Достоевского. Премьера оперы "Князь Игорь" в постановке Юрия Любимова на исторической сцене Большого театра состоялась 8 июня 2013 года.

Я болею за «Спартак» с самого-самого раннего детства. То есть, можно сказать, что всю свою жизнь. И так получилось, что болеть за «Спартак» я начал даже чуть раньше, чем Федор Черенков начал за него играть. Поэтому и выходит, что Федор Черенков был частью всей моей болельщицкой жизни, да и просто всей жизни.

И я скажу вам, что за все это время во всем нашем футболе – и еще советском, и уже российском – я не видел игрока лучше Федора. Я гордился им и болел за него вдвойне, потому что мы ведь земляки - не просто из одного города, а из одного московского района, из Кунцево!

А еще я скажу вам, что в нашем футболе можно по пальцам двух рук сосчитать не просто классных, а по-настоящему гениальных футболистов. И Федор Черенков был не выдающимся, и не великим, а именно гениальным игроком!

Но, пожалуй, в истории отечественного футбола только к Эдуарду Стрельцову судьба была столь же несправедлива, как к Черенкову. Однако если Стрельцов стал жертвой советской системы и советского правосудия, то Черенкову просто жутко, необъяснимо и несправедливо не повезло. Ведь он не сыграл ни на одном чемпионате мира или Европы, хотя наша сборная участвовала в этих турнирах регулярно! Он не вписывался в футбол Лобановского, чье киевское «Динамо» в какой-то момент стало синонимом сборной СССР. А еще по какому-то необъяснимому подлому совпадению именно на годы больших турниров у Федора приходились не самые удачные сезоны. И на эти же годы регулярно приходились обострения его болезни, которая мучила его на протяжении всей карьеры. И этот тот случай, когда не виноват никто – ни Лобановский, ни сам Федор, ни кто-то еще. Просто так получилось, что лучший советский футболист 80-х годов оказался совершенно не известен за пределами нашей страны.

Но зато в пределах этой страны любовь к нему была всеобщей. Я вам так скажу еще: Черенков был и не футболистом вовсе, хотя и играл в футбол. Черенков был великим артистом! Это тот самый случай, когда спорт действительно, безо всяких натяжек и преувеличений, становится искусством. Боюсь ошибиться, но Черенков был едва ли не первым, кому присвоили звание заслуженного мастера спорта «просто так».
Дело в том, что для получения ЗМС требовалось соблюдение определенных формальных условий, строго описанных достижений на международном уровне. А «Спартак» 80-х и чемпионат Союза-то выигрывал редко. И, скажем, футболисты киевского «Динамо» - даже некоторые запасные – после выигрыша Кубка Кубков в 1986 году высшее спортивное звание получили. Запасные нашей сборной, на чемпионате Европы 1988 завоевавшие серебро, – получили. А Черенков этого звания не имел, при том, что был достоин его в куда большей степени, чем почти все формально более титулованные коллеги. Абсурдность ситуации стала очевидна даже для спортивной власти, и Черенков стал заслуженным, не имея формально для этого никаких заслуг.

Но куда почетнее было другое звание – никем формально не присвоенное. На моей памяти Черенков был первым, кого называли «народным футболистом». И именно как Народного Футболиста его провожали из футбола в 1994. Мне посчастливилось быть на той игре (кстати, в компании с коллегой Сереем Бунтманом) и это было удивительное зрелище. Потому что люди вокруг реально плакали - здоровенные, взрослые дядьки растирали по щекам слезы, как дети. А с другой стороны они были совершенно счастливы тем, что имеют возможность отдать дань уважения такому замечательному человеку.

Пока он играл, все звали его Федей. Федором Федоровичем он стал уже потом – и это подчеркнуто уважительное обращение к еще не пожилому даже человеку было продолжением того «Феди». Пока играл – любили как родного, когда закончил – превратился в живую легенду. Которой он никогда, ни одного мгновения себя не чувствовал. Вот насколько он был величайшим спортсменом, настолько же был скромным человеком. Это была какая-то крайняя форма скромности, застенчивости, нежелания выпячивать себя. Он смущался всегда, когда кто-то начинал его хвалить. И быть может, и поэтому относились к Федору не только с любовью, но и с нежностью, очень трогательно, деликатно. А человек он был чрезвычайно ранимый.

Родился Федор 25 июля, но свой день рождения никогда не отмечал. Потому что считал невозможным что-то праздновать в день, когда скончался Владимир Высоцкий. Но для нашего футбола он стал фигурой сравнимого масштаба. Хотя вовсе и не был бунтарем. Его бунтарство выразилось разве что в прическе. Когда он вдруг стал появляться с тем, что в те годы называли «химией». Это был величайший его сезон 1983 года. Когда кудрявый Федя каждый свой матч превращал в концерт, тащил не только «Спартак», но и сборную, в которой первый и последний раз ему доверили быть лидером.

С тех пор прошло больше тридцати лет, но я помню это так как будто смотрел те матчи накануне. И не забуду, сколько бы лет не прошло еще. Светлая память вам, Федор Федорович. Спасибо, Федя! Спасибо, земляк!

Я любила Анну Политковскую с тех времен, когда начала читать Новую газету и могла встретить ее статьи там. Ее имя мне было знакомо по ее “золотому перу“ в полном смысле этого слова. Из этих ее репортажей из Чечни, когда она спасала людей из Дома престарелых в Грозном, когда она была у заложников в Театральном центре и еще много много где и когда.

Но познакомилась я с Анной Политковской совершенно в другой стране. Это произошло в Германии на Лейпцигской ярмарке в марте 2005 г. Она выступала перед журналистами и посетителями ярмарки на "Синем диване". В этот день проходила презентация ее книги на немецком языке "In Putins Russland".  На площадке "Синего дивана" было очень много народу, который сидел и стоял, пресса, камеры и журналисты. В этой обстановке я ее хорошо помню: на ней юбка, черные чулки, длинные ноги, такая статная красивая ... голос ее был тихий, спокойный и уверенный. Она излучала, какую-то внутреннюю и внешнюю красоту.  Она рассказывала о книге, дословно ничего, к сожалению, не помню, у меня тогда еще не было ни фотоаппарата, ни камеры. Но, хорошо помню, что ее спросили, не боится ли она открыто критиковать власть и Путина. Она ответила также спокойно, „да, боюсь“. Вот этого я забыть не могу.
Рядом с площадкой продавали эту книгу, которую я купила. После выступления я подошла к Анне Политковской, у нее не было никакой охраны, и попросила подписать книгу и проспект ярмарки, она подписала. Мы разговорились, она расспросила меня, что я делаю  в Германии. Рассказ был короткий, я жила здесь всего полгода. Мы посмеялись, вспомнили про ЭХО Москвы и тоже похихикали. Дословно этот разговор не помню, так как волновалась, так как эта встреча для меня была очень значительна.