"Я родилась 11 августа 1924 года в городе Орша в Белоруссии.…

Отец - Мойше Ирухим Бэр (Макс) Шур родился в 1886 году в селе Копыс Могилевской области в Белоруссии. Я не помню, получил ли он какое-то образование. Его отец, мой дедушка, был ребе (раввином) и у него было 14 детей, из них три дочери, остальные - сыновья. Все папины братья «ударились» в революцию. Дедушка был недоволен этим, но поделать ничего не смог, еврейские традиции его дети не соблюдали, наступило новое время, новая революционная власть не поощряла это, а потом и запрещала соблюдение религиозных обрядов. Местные жители (в основном, там жили евреи) называли папиных братьев хулиганами, то они камень бросили в городового, то окно разбили где-то, и братья считали себя революционерами, так как они выражали свой протест против власти. ….

В 30-е годы почти все папины братья, как старые революционеры или большевики, были репрессированы. Папа уцелел, возможно, потому, что во время Октябрьского переворота был в плену в Германии.

Папа воевал во время 1-ой Мировой войны, попал в плен к немцам, как я уже упоминала, и вернулся домой, уже в новую страну – СССР в 1922 году. Затем переехал в Оршу, где и познакомился с мамой.

Моя мама Хана Наумовна Тройк, родилась в 1895 году в город Орша в семье лесничего. Её отец Нохим Дон работал на каких-то польских панов. Во время еврейских погромов эти польские паны спасали семью дедушки, не смотря на то, что поляки были самыми ярыми антисемитами. …

А в 1932 году мама и мы с сестрой переехали жить к отцу в Ленинград, где он к тому времени уже обосновался. Он нашел работу на заводе «Пневматика» и жилье в большой коммунальной квартире. … 

Погиб папа в 1942 году вовремя блокады в Ленинграде. …

Всю блокаду мама пережила вместе со мной и моей сестрой в Ленинграде. А брат, ему было 4 года, был эвакуирован вместе с детским садом в Сибирь, 1945 году брат вернулся из эвакуации, закончив там 1-й класс. В те дни ежедневно объявляли по радио, откуда прибывают эшелоны с детьми и родные, выжившие в блокаду, шли на вокзал встречать своих детей. В июне 1941 года, до начала войны папа предложил маме
поехать с детьми в Белоруссию к нашим родственникам. Он говорил, что если начнется воина, то главный удар придется на Ленинград, а в Белоруссии будет спокойно. Но мама отказалась ехать, и тем спасла нас. Все наши родные там, как евреи были уничтожены, причем как мама узнала после войны не немцами, а своими русскими или белорусами, а именно, православными. …

Я помню первые дни начала войны, в воскресенье 22 июня 1941 гола объявили по радио, что на нашу страну напала Германия. А в понедельник мы все почему-то побежали в школу, хотя были каникулы. В школе выяснилось, что наш математик, очевидно немец по национальности, немецкий шпион или враг народа. Исчезли также двое мальчиков-старшеклассников с немецкими фамилиями, очевидно, их тоже посадили в тюрьму или сослали в лагерь. Потом от школы нас посылали на оборонительные работы рыть траншеи.

С началом учебного года я пошла в 10-й класс и ходила в школу пока там давали какую-то еду. А когда перестали кормить, 9 декабря 1941 года я устроилась работать в госпиталь, который организовали во Дворце Труда. Транспорт уже не работал и я добиралась до работы больше часа. Во Дворце Труда, бывшем Николаевском дворце, была собрана великолепная библиотека, книги из которой зимой 1941года без разбора бросали в печь, чтобы обогреться. Летом 1942 года начали привозить с Ленинградского фронта даже не раненых, а дистрофиков. …

В июне 1942 года пришел приказ   всем отправляться на Большую Землю и наша семья решила не уезжать. Я уже работала в больнице имени Коняшина, где научилась брать кровь. В больнице почти не было лекарств и еды. Доктор Понтосина, заведующая тубдиспансером обратила на меня внимание. От голода у мена была такая походка, что казалось вот-вот упаду. Она давала мне каждый день шкалик кефира из шрота (жмых из корма для скота). Это и спасло меня. …

Рассказывать о пережитых ужасах блокады мне тяжело. Помню вырезанные ягодицы у трупов и прочие кошмары. Голод менял людей неузнаваемо не только физически, но и психологически. …
Весной 1942 года был приказ очистить город от трупов и нечистот. Нам выдали волокуши и лопаты, с помощью которых мы выгружали трупы и нечистоты прямо в Неву. К лету город был очищен.

Вспоминается еще один ужасный эпизод,  когда я еще работала в госпитале в феврале или марте 1942 года, в самую страшную зиму блокады, нас послали в общежитие ремесленного училища. Когда мы туда вошли, то увидели страшную картину: везде лежали обледенелые трупы подростков, видимо, в это общежитие никто не заходил, никого не интересовали эти мальчишки. …

В 1945 году я закончила 10-й класс в школе рабочей молодежи. Затем окончила институт Иностранных языков английское отделение. И всю жизнь преподавала в школе английский язык."