Северная Ирландия не зря была выбрана местом проведения очередного саммита "большой восьмерки". Этот регион известен своим упорным сопротивлением "британизации". Потому, видимо, Владимиру Путину и пришлось выступить там в одиночку против глав остальных семи развитых стран, представляя российскую позицию по Сирии.

При этом, судя по всему, Путин даже больше зарубежных коллег был раздражен ситуацией, в которой каждая его двусторонняя встреча "на полях" саммита превращалась в свару.

"Будем откровенны — это G7 плюс один", — заявил накануне саммита канадский премьер-министр Стивен Харпер. А сам Владимир Путин во время встречи с главой британского правительства Дэвидом Кэмероном как будто нарочно углублял пропасть, отделившую его от остальных лидеров, сравнивая сирийскую оппозицию с каннибалами.

Впрочем, самыми показательными были все же переговоры российского лидера с его американским коллегой. Как известно Владимир Путин и Барак Обама традиционно стараются найти общий язык, и хотя бы на личном уровне сгладить негативный эффект от в целом конфликтного сценария развития двусторонних отношений России и США.

На этот раз не получилось даже этого. Обама стеклянными глазами большую часть совместной пресс-конференции смотрел прямо перед собой. Владимир Путин, в свою очередь, путанно рассказывал о том, как замечательно удалось договориться решать сирийскую проблему на международной конференции в Женеве, но не мог, по-прежнему, даже назвать ее сроков, не то что состав участников.

Глаза у российского лидера бегали, лицо выражало откровенное неудовольствие и он даже покусывал губы, что явно служило признаком сильнейшего раздражения.

Судя по тому, что итоговую резолюцию по Сирии "семерка" решила согласовывать без Путина, лидеры зарубежных государств явно оказались не готовы услышать его в Лох-Эрне.

А он, едва ли не впервые, оказался бессилен даже не изменить ситуацию, а хотя бы выйти из явно конфликтных переговоров "сохранив лицо".

Раздражение Путина было раздражением бессильного. Эмоцией человека, который понимает, что переговоры не просто зашли в тупик, но и могут превратиться из "холодного" противостояния в "горячее". Например, если Россия все же попытается поставлять современные средства ПВО в Сирию.

При этом шансы на превращение сирийской войны в международный конфликт заметно возрастают. Во-первых, потому что вооружения — это не просто железо, но еще и советники, которые его обслуживают. То есть, российские граждане в Сирии, которых там и так, по утверждению западных СМИ, уже несколько тысяч, причем граждане эти носят военную форму.

Во-вторых, поставлять оружие сирийцам, правда, уже оппозиции, начинают теперь и западные страны. Которые, вдобавок, все же решились попробовать создать в регионе бесполетную зону.

Как мы знаем из старого советского анекдота, "храбро бьются в небе над Вьетнамом вьетнамские летчики Ли-Си-Цин и Си-До-Ров". Вот только Россия явно не готова сегодня к такому же уровню "братской помощи" сирийскому народу и режиму Башара Асада. А выбора ей практически не остается после того, как даже "восьмерка" по сирийскому вопросу превратилась в "семерку" против "единички".

Или в одиночку широкой грудью встать на защиту Асада против коалиции западных и арабских стран, уже не столько в Совбезе ООН, сколько в горах и полях, с оружием в руках, или просто сдаться самим и сдать сирийский правящий режим.

И тот, и другой вариант — проигрышный. Первый означает изоляцию. Второй — крупнейшее дипломатическое поражение России, которое будет восприниматься болезненнее, чем Ливия и даже Югославия, так как амбиции и уверенность в себе Кремля в последние годы заметно возросли.

Потому саммит "восьмерки" в Лох-Эрне стоило бы для Путина назвать саммитом бессилия. Ведь он попал в положение, которое в шахматах называется цугцванг, когда любой ход игрока ухудшает его позицию. А выходить из подобных положений российский президент явно отвык — слишком это унизительно.
Подробнее: http://www.rosbalt.ru/main/2013/06/18/1142210.html

И тот, и другой вариант — проигрышный. Первый означает изоляцию. Второй — крупнейшее дипломатическое поражение России, которое будет восприниматься болезненнее, чем Ливия и даже Югославия, так как амбиции и уверенность в себе Кремля в последние годы заметно возросли.