ПОСЛЕДНИЙ ИЗ МОГИКАН

Умер Алексей Герман, выдающийся советский режиссёр. Еще несколько великих шестидесятников живы (Евтушенко, например) но у них творческий период давно закончился. А Герман работал до последнего.
Надо сказать, что он припозднился и начал раскрываться не в 60-е, а в 70-е. Может поэтому в период перестройки и постперестройки Герман, в отличие от большинства шестидесятников, продолжил активно работать – было у него ощущение что что-то недобрал и недореализовался.

Основная шестидесятническая масса была к 1985 году насосавшимися клещами и восприняла перемены с недовольным недоумением. Усиленным возрастной импотенцией. Хорошо помню эти тоскливые глаза в начале 90-х. Имел счастье видеть – например, на встрече в Доме Кино.

От непопадания в свое время и все беды Германа. Мне всегда казалось, что мы чем-то похожи, даже внешне. Только он жил (творчески) позже, чем надо, а я живу раньше, чем надо. Его время – 50-70-е XX века. А моё 20-40-е XXI.

По большому счёту Герман снял всего 5 фильмов – с огромными промежутками. Все фильмы очень хорошие, неожиданные и многомерные. (Оговорюсь, что последний фильм я не смотрел – только небольшие отрывки.)

По своей идеологии это характерная русско-советская каша, глубоко ложная по сути и вполне истинная как фиксация «равноденствия» 60-х. Когда русские ещё не все поумирали, а советские были желторотиками и не говорили от себя. От себя они заговорили в 90-е: «Дэнги, дэнги давай!!!» «МММ – нет проблем!!!» В 60-е они ошибочно считали полуусвоенные обломки разрушенной русской цивилизации ростками цивилизации советской. Как бы намекающими на ещё более неслыханный расцвет культуры. Когда звездолёты «Павлик Морозов» и «Александр Матросов» будут бороздить просторы Большого Театра и сеять разумное-доброе-вечное такое, что у обитателей Галактики шары на лоб полезут.

Проблема заключалась в том, что эта кинематографическая идеология была замешана на итальянском неоРЕАЛИЗМЕ. И если в 60-е, 70-е, а сильно прищурившись и в 80-е, можно было делать вид, что так и есть, то в 90-00-е чекизм-чубайсизм поставил в центр поля чугунную ладью: ЛАТИНСКАЯ АМЕРИКА. Всё. ШАХ И МАТ. И вот тут крючить масонские киноленты мёбиуса а ля Бергман-Тарковский или крутить велосипед документально-ментально-сентиментального цирка Феллини стало как-то не смешно. Не в коня корм. «Будь проще, старик, и люди к тебе потянутся»,

Позицию Германа в период последних двух фильмов можно описать несмешным брежневским анекдотом:

- Товарищи, идея! Идея нахожусь?

«Хрусталёв, машину!» вначале задумывался как крепкий реалистичный фильм про эпоху смерти Сталина. Но после провала перестройки это должен был быть фильм про провал смерти Сталина и про провал фильма про смерть Сталина. Что и было сделано.

«Трудно быть богом» должен был быть фильмом про провал перестройки. Но провал перестройки закончился и это должен был стать (извините за русские глаголы) фильм про провал провала.

Почему должен? А потому что «реализьм». «Искусство должно отражать действительность».

Понятно, что Герман должен был не закончить свой последний фильм. То есть закончить, но поступить так, чтобы не дожить до премьеры. Ибо это великий художник и его жизнь связана с творчеством действительно неразрывно.

Лично Герман был человеком неумным и весьма склочным. Со всеми советскими тараканами: первобытной (ибо неосознанной) ксенофобией и первобытным же (тоже неосознанным) феодализмом. Его характер и его отношение к людям хорошо показывает история, им же рассказанная. На съёмках в Ташкенте он перемещался по городу в «Чайке». Чтобы черномазые Понимали. Однажды Герман зашёл в местную чебуречную, где его обслуживали безо всякого удовольствия. Тогда он наорал на начальника и потребовал телефон:

- Я те, падла, ща сделаю. Ща в ногах будешь валяться, антисемит проклятый.

Герман по телефону вызвал машину. По его мысли, он должен быт гордо сесть в «Чайку», а узбекский пигмей – понять, что оскорбил Человека и всю ночь дрожать от ужаса.

Но «Чайки» под рукой не было, и помреж послал за Германом пожарную машину – старую, с колокольчиком.

Начальник, увидев, кто на него только что орал, долго смеялся.

Вот в таких сценках весь Герман.

Какова будет посмертная судьба его фильмов? Идеология будет всё более не восприниматься, сами фильмы превратятся в калейдоскоп жанровых сцен, часто блестящих. Люди будут считать эти фильмы иностранными и снятыми про-для иностранцев. (Последний фильм – вообще про инопланетян.) Герман-младший уже совершил дрейф на Запад. Его фильмы совершенно иностранные, их режиссёр остановился где-то на демаркационной границе между Польшей и Германией. Если зрителям не говорить, что это маде ин Рашен, проблем с восприятием не будет. Депрессивно только очень.
«Ино-странщина» - это не столько беда германов, сколько беда всего отечественного кинематографа. Он был слишком советским, и, по мере увядания советскости, стал сначала пробуксовывать, потом неудачно притворяться коммерческим кино, и, наконец, благополучно засох на корню. Было великое советское кино – нет великого советского кино. «Кина не будет». Не по чину, да и эпоха другая.

Вопрос – а кино ли то, что снимал Герман? Если подумать с современной колокольни, то странным образом окажется что он всю жизнь занимался разрушением кинематографа. Конек кинематографии это безусловное преобладание визуальной информации даже над элементарной логикой. Если в мешок положить две пары яблок, а вытащить пять, зритель поверит. Это издевательство над реальностью усугубляется «реализьмом» - мешок, яблоки и манипулятор должны выглядеть максимально правдиво. Убедительно. Но у Германа реализм доходит до степени самопародии, художественная лента превращается в документальную и излишне резкий фокус выявляет живую нитку фотошопа. Герман снимал всё более хорошие и всё более убедительные иллюстрации всё более абстрактных и всё более сомнительных нравоучений. В момент достижения трехмерности кино умирает. «Аватар» Камерона это уже не фильм. А что такое «Трудно быть богом»? Предполагаю, что просто дизайн. Работа Германа над этим фильмом (и частично над предыдущим «Хрусталёвым») это не работа режиссёра. Это работа дизайнера. Который создал идеологический и физический сеттинг.