Всю ночь лило как из ведра. Крыша шалаша из прошлогодней соломы протекала.
- Ведь просил товарища Емельянова распорядиться, чтоб солому заменить.
Володя Ильин лежал на отсыревшем тюфяке и чесал в паху. Спал он плохо, снился вечный спор с политической проституткой ренегатом Каутским. Чесание в паху привело к тому, к чему этот благословенный процесс и должен приводить - рука наткнулась на что-то твёрдое.
- Товарищ Рахья! Эйно Абрамович!
В дальнем углу шалаша кто-то зашевелился. Затем на свет божий явилось одутловатое заспанное лицо чухонца.
- А что, батенька, выпить у нас найдётся?
- Самогонки на донышке осталось, Владимир Ильич.
- Непорядок. Надо будет попросить товарища Василия выписать из партийных запасов ящик "Вдовы Клико". Ну что ж, разливайте пока самогонку.
Выпили, закусили, помолчали. Ещё выпили. Сладостные воспоминания о любезной его сердцу Инессе заполонили Володины мысли. Тоскливо вспомнилась пучеглазая жена, с которой только и можно было поговорить по душам о школах, о рабочем движении.
- А что, товарищ Рахья, девочки в деревне есть?
- Знамо дело, девки завсегда есть.
- Для Вас, Эйно Абрамович, есть важное революционное поручение. Не доставите ли Вы сюда молодицу какую, посисястей да посговорчивей?
- Девку конечно можно. А как же с этой..., как ее.. С канспирацией?
- Не волнуйтесь, ЦК возражать не будет. Здоровье вождя - на первом месте. Только Вы, товарищ, отмойте её как следует. Мы, хоть и рабоче-крестьянская партия, но говно нюхать - кому же хочется...