А. Иванов― Свобода русскому человеку в общем не нужна. Точнее — она нужна, но эта потребность не из главных. Тому множество причин — и исторических причин, и социально-экономического устройства государства, и вообще каких-то культурных императивов.
(конец 80-х годов, перестроечное время, 90-й и 91-й годы)
Да, безусловно, за свободу. И это было то время, когда свобода была важнее всего. Но таких периодов в истории нашего государства очень и очень немного. Может быть, это 17-й год, 91-й… точнее, с 89-го по 91-й.
Если разбираться с темой свободы, то можно понять, к какому миру принадлежит Россия. Вот говорят: «Третий путь, третий путь. Мы — отдельная цивилизация».
«Скажем, свобода для Европы — это всегда главная ценность. И через свободу самореализуется европейский человек. На Востоке, в восточных деспотиях свобода — не то что пятая ценность, а это вообще не ценность. Для России свобода — тоже ценность, но не номер один, а номер два или номер три, но тем не менее это все равно ценность. ….мы все равно принадлежим к европейскому миру, а не к восточному. И нет никакого третьего пути. Есть тот путь, который обозначен Европой и США, так представляется.
[Свобода как ценность, к сожалению, находится не на втором и не на третьем месте, а вообще на последних местах. Даже собственность не является ценностью для российского человека. На первом месте стоит благополучие, в том числе материальное. На первых местах стоит какая-то социальная забота государства, связанная со здравоохранением, с образованием и прочим-прочим. А вот все, что касается собственности и свободы, и гражданских свобод в том числе, — это все далеко не в приоритете]
А. Иванов
― Я думаю, потому, что свобода не позволяла человеку самореализовываться. Самореализовываться ему позволяли совсем другие вещи.
….какой-нибудь якутский оленевод живет еще в общинно-родовом строе …и ценности у него, разумеется, общинно-родовые. ….
То есть говорить о том, что для таких разных людей есть какая-то одна общая идеология или одна общая ценность, не приходится; у всех ценности разные. Но всех объединяет то, что ни для кого свобода не является ценностью номер один. Ценность всегда какая-то другая, потому что именно эта ценность позволяет самореализоваться — национально-конфессиональная, региональная или корпоративная.
Это только так в России устроено, что, например, для представителя, скажем, индустриальной идентичности главной ценностью является свобода работы, свое дело. То есть человек самореализуется через свою работу. Например, свалился на него миллион долларов — на что потратит человек индустриальной идентичности? Он построит завод. Свалился на крестьянина миллион долларов — купит себе место в думе и виллу в Испании. Свалился на представителя казачьей идентичности миллион долларов —организует партию. Потому что для крестьянина главные ценности, через которые он реализуется — это власть и собственность. А для представителя казачьего социума главные ценности — это справедливость и равенство. А для представителей национальных социумов главные ценности — это вера и традиции. То есть свалился на такого человека миллион долларов — он построит мечеть, например.
То есть для всех ценность по идентичности важнее ценности свободы, потому что самореализоваться в нашем обществе можно только по идентичности. Если бы у нас было общество свободное, то идентичностями были бы компетенции. Но у нас общество не свободное, и для нас идентичности — это способ социализации.
…..А меняем мы идентичности действительно легко, во всяком случае в столице. Но чем дальше от столицы, тем проблематичнее менять свою идентичность. В столице есть, например, и глобальная, глобалистская идентичность, для которой свобода — ценность номер один. А чем дальше от столицы, тем сложнее менять свою идентичность, потому что идентичность — это не вера, не конфессия …
Какой способ производства — такой и социум, какой социум — такая и идентичность, а какая идентичность — такие и ценности.
Если ты мне можешь поменять свой социум, то не можешь поменять ни идентичность, ни способ социализации. В провинции поменять свой социум практически невозможно.
[ Екатеринбург]― Это, безусловно, шаг к более свободному обществу и гражданскому обществу, но шаг не очень большой.
Не посоветовались с людьми — и для людей это было оскорбительно. Люди в первую очередь воевали за свое достоинство, а уже потом — за свою свободу.
Любая гражданская активность всегда в перспективе, в конечной перспективе имеет вопрос свободы.
Нужно, чтобы эта потребность вызрела изнутри….
Нужно, чтобы общественно-экономические условия были такими, что на свободе человеку было бы выгоднее, чем вне свободы.
Российская власть не исполняет функции государства, то есть не занимается, в общем-то, социальными проблемами. И для современного российского человека решить свои социальные проблемы можно только квазигосударственным образом, то есть приобщаясь к какой-либо корпорации. Это может быть гигантская фирма, «Газпром», чиновничество, может быть город, типа Москвы.
Стань членом корпорации — и корпорация за тебя решит те проблемы, которые должно решать государство.
При таком порядке вещей ценности корпорации всегда будут важнее ценностей свободы. Человек все время будет подчиняться корпорации, потому что она дает ему более высокий материальный статус для существования. И пока государство не возьмет на себя функции государства
=======
Падение нравственности… Ну, если вы занимаетесь почитанием власти, и власть сказала « …..», — ты пошел и убил. Разумеется, это падение нравственности, но оно обусловлено почитанием власти. То есть падение нравственности — всегда следствие от этих трех бед, а не их причина.
[когда погибают солдаты на необъявленной войне, а потом их тайком хоронят и с родителей берут подписку о молчании — это то самое и есть.Они верят в то, что это было нужно Родине.]
…..
У иных народов, если люди недовольны, они поднимают бунт, а у нас отправляются ходоки к Ленину? Вот так мы устроены — мы ждем чуда от наших руководителей. Но наши руководители, к сожалению, не чудотворцы.
Власть хорошо играет свою роль чудотворцев, только чудес не получается.
…Народ тоже уж не совсем валенок, чтобы вот так почитать. В глубине души все равно есть сомнения.
И проблема в том, что менять что-либо в сторону демократизации надо, учитывая вот эти особенности русской нации и русского государства. Мы в 90-е годы меняли, не учитывая. Ну, к сожалению, ничего хорошего не вышло.
….Власть почувствовала, какой выбор делает народ, и пошла в эту сторону. Это все-таки желание нации. Это не злая воля власти, а это желание нации — жить именно так, как мы сейчас живем.
[вполне реально построить Советский Союз без 6-й статьи Конкуренции, без партии под названием КПСС?]
А. Иванов
вполне реально и с 6-й статьей построить.
Сейчас мы действительно переигрываем сценарии Советского Союза, но как бы немножечко понарошку — вот до тех пор, пока обстоятельства позволяют нам этой игрой заниматься….
А. Иванов
Общество тоскует по стабильному социальному государству, оно тоскует по международному авторитету, оно тоскует по правопорядку и законности
Но дело в том, что для России не было никакого иного примера подобного порядка вещей, кроме позднего Советского Союза, поэтому нам и хочется возрождать поздний Советский Союз, хотя всех этих достижений можно добиться и в формате другого общественного порядка. Просто это единственный пример, который у нас есть перед глазами.
Если мы хотим играть по правилам восстановления того, что было, то мы восстановим и партийность. Власть не позволит восстанавливать только социальность, потому что при восстановлении социальности власть не получит тех бонусов, которые она получит при восстановлении социальности и партийности.
[ что пугает в нормальном европейском демократическом развитии общество. Что здесь может отпугнуть из всех этих наборов гражданских свобод и социальных гарантий . Почему это так отпугивает нас, наше общество ?]