Параллели между нынешним временем – его называют «позднепутинским» – и эпохой Брежнева стали очевидны.
У нас, конечно, побольше мракобесия, поменьше управляемости, совсем худо с идеологией и никакого интернационализма, то есть Советский Союз заботился хотя бы о лексике.
Всякий там «интернациональный долг», «верность заветам» и т.д.
У нас сейчас чистая геополитика, то есть прагматизм, выгода, национальная исключительность, и некоторым это даже больше нравится: откровенней как-то.
В остальном «Боинг» уже сбили, хотя это, конечно, не мы (тогда мы тоже были невиноваты), в Сирию уже входим, политзаключенных почти столько же, маразм догнал и перегнал, нефть падает, пьянство растет – и разница только одна.

Представьте: если бы Брежнев был моложе на двадцать лет и здоровей вдесятеро?
Ни атеросклероза, ни инсультов, ни запинающейся речи: каждый день плавает в бассейне, рыбачит с голым торсом, к его услугам вся медицина мира.
Признаемся наконец: перестройка в СССР случилась не по социальным, не по экономическим, а по биологическим причинам.
За три года умерли три генсека.
Первого провожали со скорбью, второго – с тревогой, третьего – со смехом.
«У вас есть пропуск на Красную площадь?» – «У меня абонемент».

И вот представьте: Брежнев не умер.

Провел XXVII съезд КПСС.
Еще одно поколение спилось и частично разъехалось.
С продовольствием трудности.
В Афганистане увязли окончательно.
Прогрессивная часть политбюро дает народу темные намеки и внушает осторожный оптимизм, и никто ее не трогает, потому что она никому не мешает.
Китайский вариант не проходит, потому что у нас другое население.
И в результате Советский Союз мирно гниет еще десять, двадцать, пятьдесят лет, потому что физическое бессмертие для первых людей в государстве станет достижимо в ближайшие лет десять, точно вам говорю.
По крайней мере они смогут жить до мечниковских ста двадцати.
Ну увязнут они в Сирии.
И что такого?
Постепенно будет сформирован новый тип человека – тот, которому ничего не надо.
Он не верит ни в какие перемены и ненавидит всех, кто этих перемен хочет.
Постепенно из страны уедут все, кто хочет жить, зато в ней сосредоточатся, попросив политического убежища, все, кому нравится не жить, а гнить.
Таких много.

Это пессимистичный вариант.

А оптимистичный (я же оптимист, вы не забыли?) – что свобода в России победит наконец не по биологическим и не по циклическим, а по социально-экономическим причинам.
То есть люди возьмут и построят нормальное общество сравнительно нетравматичным эволюционным путем.
Возможно такое?
Могло ли такое произойти в 1980-х?
Думаю, могло.
И что-то мне даже подсказывает, что при таком варианте развития в России 2015 года было бы гораздо меньше дураков. 

1/6 часть суши.
У власти страны находится, как говорят, крайне жёсткий, и к тому же смертельно больной руководитель, ранее глава госбезопасности.
Уже сбит пассажирский Боинг.
Президент США уже назвал эту страну империей зла.
Отношения между двумя странами накалены до предела, царит атмосфера откровенного недоверия между двумя странами.

Станислав Евграфович Петров, подполковник-инженер заместитель начальника отдела боевых алгоритмов и программ.
Находясь на боевом дежурстве в качестве руководителя центрального командного пункта в подмосковной ракетной части управляющей системой предупреждения о ракетном нападении получает 100% достоверную информацию от систем о запуске ракеты с ядерным зарядом с территории США.
В течении нескольких минут приходит информация о запуске ещё нескольких ракет.
Запускается проверка работоспособности системы раннего предупреждения, несколько десятков проверок завершаются положительно — сбоя и неисправностей в системе не выявлено, все узлы работают штатно.

Станислав Евграфович нарушает Устав, должностную инструкцию и совершает акт неповиновения, действия его подпадают под угрозу военного трибунала.
Он отключает систему тревоги и не допускает выдачи ложной информации на КП СПРН.
Информация не доходит до руководителя страны, который с вероятностью 99,9%, как человек не склонный к рефлексиям отдаст приказ о масштабном ответном ядерном ударе.

Сработала интуиция, как позднее он рассказывал: два аргумента было.
Во–первых, ракетные нападения с одной базы не начинаются, взлетают со всех сразу.
Во–вторых, компьютер по определению — дурак.
Мало ли что он может за пуск принять.

Система сообщила что все запуски американцы осуществили с одной единственной базы, а не с разных.
К тому же, ни одной ракеты не было запущено с американских подводных лодок, расположенных в непосредственной близости от берегов СССР.
Оперативно, следующим шагом, запрашивает специалистов по визуальному контакту и сеть надгоризонтальной радиолокации — ответ отрицательный — ничего не видим.

Петров оказался прав – расследование в течении года показало, что сложились воедино несколько маловероятных обстоятельств и оптика спутников–наблюдателей приняла солнечные блики на поверхности высоких облаков за ракетные шлейфы.
Благодаря нарушению Устава сорокачетырехлетним подполковником атака советских ядерных сил на США, означавшая неизбежный конец человечества, 26 сентября 1983 года не состоялась.

На следующий день была комиссия, на радостях обещали наградить и погоны новые, но, остыв, передумали и сослались на то, что нашли нарушения заполнения боевого журнала.
Спустя несколько лет подполковник подал в отставку — события той ночи оказались сильнейшим стрессом.

История оставалась засекреченной десять лет, после чего была раскрыта в 1993 году.

Забытого полковника вспомнили, в благодарность за ту ночь недавно ему бесплатно провели телефон в квартиру в подмосковном Фрязине.

В 2006 году в штаб–квартире ООН Станиславу Евграфовичу вручили бейсболку, а однажды денежный перевод на 500 долларов прислал актер Кевин Костнер.

Помнит мир заслуги этого человека, спасшего от неминуемой смерти всё население Земли, и щедро благодарит его.

С авторитарными режимами есть такая штука, что с одной стороны, между ними можно найти сотни важнейших отличий, а с другой - многие принципы, по которым они организованы, более-менее одинаковые.
Из-за этого, когда знаешь что-нибудь про один режим, возникает сильный соблазн сделать вывод, что у нас в России сейчас всё то же самое.
Отсюда, например, растут бесконечные сравнения Путина с Гитлером.
Просто нацистская Германия - это самая широко известная правая диктатура, и чтобы сравнивать с ней сегодняшнюю Россию никаких особых знаний не требуется.

На наше счастье, в реальности у путинского режима очень мало общего с нацистским.
Разве что они оба правые, а не левые.
А так устройство сегодняшней России больше всего похоже на относительно мягкие консервативные диктатуры, которые еще недавно покрывали большую часть Южной Европы и Латинской Америки.

То есть вместо всеобщей справедливости и светлого будущего мы выбираем буржуазную набожность, скрепы и великое прошлое

Такие режимы обычно возникают, когда страна рухнула одновременно и в экономический кризис, и в демократизацию, из-за чего в общественном сознании одно становится синонимом другого.
В результате, люди глубоко разочаровываются в самой идее перемен и начинают требовать вернуть обратно старый порядок и ничего в нем не трогать, пускай за это и придется заплатить жертвами и ограничениями.

Естественно, сделать всё опять, как при царе-батюшке, ни у кого не получается, но вернуть кое-какие греющие атрибуты и навести некоторый порядок, закрутив политические гайки, - это задача многим по плечу.
А дальше подвернутся какие-нибудь благоприятные внешние обстоятельства, да и экономические кризисы не могут длиться вечно.
И пожалуйста, получайте спасителя отечества от нищеты и анархии - единоличного или целую группу товарищей.

На этой развилке Россия решительно повернула в сторону личных, а не коллективных диктатур.
Туда, где рядом с названием режима неизбежно появляется конкретная фамилия: чаще генерала - скажем, Франко или Пиночета, но бывает и профессора - Салазара.
Личные диктатуры обычно хуже адаптируются к меняющимся обстоятельствам, но при удачном раскладе могут протянуть очень долго и даже пережить своих основателей.
Например, салазаровский режим простоял еще 5 лет после его смерти, при том что сам Салазар перед этим правил Португалией 40 лет.

Главная угроза для таких мягких консервативных режимов кроется в них самих - в том, что они сами начнут неадекватно реагировать на неизбежное со временем падение популярности, к которой они успели привыкнуть.

По старой памяти переоценят свои возможности и ввяжутся во что-нибудь, что у них не хватит сил контролировать.

Опаснее всего здесь внешнеполитические авантюры.

Ужасно соблазнительные с точки зрения повышения популярности, они обычно плодят кучу непредвиденных трудностей, с которыми непонятно что делать.
Вместо привычного уютного мира внутренней политики, где режим так умело раскидывал всех своих противников, в дело вдруг вступают могучие внешние силы, не желающие делать то, что они должны были делать в соответствие со столь гладкими и убедительными планами режима.

В результате, на страну обрушиваются трудности и лишения, а у режима под рукой нет серьезного репрессивного аппарата, чтобы заставить всех заткнуться и терпеть.
Поэтому часто все заканчивается крахом уже при первых серьезных поражениях.
Союзники только-только высадились на Сицилии, а Большой фашистский совет уже собрался, чтобы отправить в отставку и арестовать Муссолини.
Британскому флоту не понадобилось брать Буэнос-Айрес, чтобы покончить с аргентинской хунтой - генералы сами между собой все решили, кого надо отставили и объявили демократию.

В таких ситуациях основная махина режима начинает спасать себя и искать выход из нарастающего кризиса, жертвуя самыми одиозными из своих представителей.

Список таких жертв может включать самого лидера, но может и не включать (Милошевич в 95-м отделался сливом боснийских и хорватских сербов), а формат жертвоприношений - варьироваться от растерзания толпой до тихого ухода в тень.

Тут уж как пойдет, но в целом общечеловеческая тенденция к гуманизации таких переходов очевидна.

Эти сильные чувства стали реакцией на решение Нобелевского комитета о присуждении премии по литературе Светлане Алексиевич.
Поскольку об этой реакции написано уже много, в том числе и автором данной колонки, приведу в качестве квинтэссенции слова известной сотрудницы «Комсомольской правды» Ульяны Скойбеды:

«У меня маленькое рацпредложение. А давайте, чтобы не расстраиваться, мы, СМИ, сообщая о таких событиях, сразу будем говорить: «Присуждена АНТИРОССИЙСКАЯ премия Нобеля Светлане Алексиевич»? И сразу ясно. И не обидно. Враги наградили врага, нам-то что с этого? Или можно нежнее: «В очередной раз премия Нобеля присуждена АНТИРОССИЙСКОЙ писательнице Светлане Алексиевич». Хуже, но тоже годится».

В реакции на эти два события проявилась главная суть той выморочной конструкции, в которую превращена российская политика, российские медиа и формируемое ими «общественное сознание».

Страстная любовь к орудиям смерти, восторг перед чужой смертью.

И ненависть к реальной жизни, к любому ее проявлению.

Нобелевский комитет часто ошибается.
Но на этот раз он попал точно.
Ткнул в болевую точку.
Главная проблема России – ее заклеенный рот, из которого раздается невнятное мычание.
Страну лишили самосознания, способности говорить и слышать.
Каналы СМИ заняты профессиональными лжецами и клоунами.
В опросах граждане послушно выплевывают в планшеты социологов то, чем их только что накормил телевизор.

Алексиевич смогла показать, как этот порочный круг можно разорвать.
Как создать продукт, являющийся синтезом литературы, журналистики и социологии, продукт, который высвобождает живые голоса людей, живые истории, саму жизнь из-под пластов мертвечины, в которую превратилось общество.
Именно это и вызывает тот прилив ненависти со стороны некрофилов, обитающих в телестудиях и на страницах газет.
На минувшей неделе у них был праздник.

ОН ГОВОРИЛ С ПУТИНЫМ

Если главной радостью недели стали залпы крылатых ракет из Каспийского моря, то главное медийное событие — это, несомненно, интервью, которое Путин дал Соловьеву.
Для того чтобы россияне смогли как следует насладиться этим шедевром, его в воскресный вечер показали фактически два раза.
Сначала в виде фрагментов это интервью с гордостью продемонстрировал Дмитрий Киселев в «Вестях недели».
Затем, уже полностью и слитно, Соловьев в «Воскресном вечере», а потом вся передача «Воскресного вечера» превратилась в процедуру обсасывания и смакования деталей этого интервью.

Сразу стало заметно, как изменилось отношение к Соловьеву со стороны приглашенных экспертов и политиков, в том числе лидеров парламентских фракций.
Сам факт, что он только что общался с Путиным, в глазах этих людей поднимал Соловьева на высоту, недосягаемую для простых смертных.
И за неимением рядом Путина, значительная часть придворной лести была адресована Соловьеву.
Особенно усердствовал лидер КПРФ.
Глава основной оппозиционной партии не ограничился тем, что выразил традиционную поддержку всем действиям президента.
Это вообще наша особенность: оппозиция всегда хвалит действующего президента, где еще такое бывает?
Сдержанной коммунистической похвалы удостоился и Соловьев, за то, что «задавал правильные вопросы».

В самом интервью довольно сложно было выделить что-либо новое, то, что Путин не говорил раньше.
Впрочем, нет.
Когда глава российского государства заявил: «Мы вообще не делаем разницы между суннитами и шиитами».
Тут, пожалуй, появилась некоторая новизна.
А именно, обнажилась зияющая бездна невежества людей, которые влезли в этот бурлящий ближневосточный кипяток, не зная брода.

Несмотря на то, что вопросы Соловьева носили, как и следовало ожидать, крайне лояльный характер и были, несомненно, согласованы с Путиным, однако, даже на такие вопросы не последовало сколько-нибудь членораздельных ответов.

На вопрос о реальных целях сирийской авантюры Путин сообщил, что «если бы мы позволили схомячить эту Сирию, то все эти тысячи боевиков отправились бы к нам».
При этом осталось совершенно непонятным, почему какая-то часть боевиков ИГ, в случае поражения в Сирии, не может захотеть отомстить своим обидчикам.

Крайнее замешательство Путина вызвал простой вопрос Соловьева о том, поддержал ли нас кто-либо из лидеров суннитских стран.
После некоторой паузы Путин сказал буквально следующее: «Ну, посмотрите… По-моему, да».
Тут есть два варианта, причем, оба крайне неприятные для России.
Либо глава государства, ввергнувший страну в участие в кровавой каше в сердце исламского мира, действительно, не знает, где в этом мире живут сунниты, а где шииты, либо он нетвердо знает, какие страны поддерживают его авантюру.
Трудно сказать, что хуже.

Впрочем, на участников телешоу то, что говорил Путин, не оказывает никакого воздействия.
Им вполне достаточно знать, что это говорил Путин, чтобы выражать свое восхищение.

«ПОКОЛЕНИЕ СБИТЫХ ЛЕТЧИКОВ»

Одним из тех, кто наиболее бурно восхищался путинским интервью, был Сергей Станкевич.
Он на протяжении всей передачи был занят тем, что расставлял знаки препинания.
Сначала сказал, что будет расставлять восклицательные знаки.
Ему очень понравилось заверение Путина, что у него нет ни малейшего желания восстанавливать империю.
То, что Путин периодически отгрызает от соседних стран куски территории, это неважно, главное, что он сказал, что против восстановления империи.
Еще Станкевич сурово осудил США за то, что они не спешат вступать в «нашу» коалицию (с Россией, Ираном, Асадом и «Хезбаллой»).
«И хочется, и колется, и гордость не велит», — так пояснил Сергей Станкевич позицию Соединенных Штатов.
«Сами натаскивают боевиков, а потом…», — укоризненно покачал головой Станкевич в адрес двуличных янки.

Выступления Станкевича в течение последних нескольких месяцев позволяют сделать вывод, что трансформация этого человека завершилась.
Бывший сторонник и активный участник демократических преобразований в России окончательно влился в ряды агрессивно-послушного путинского большинства и стал практически неотличим от всех остальных членов секты свидетелей Путина от Железняка до Яровой.
И дело тут, конечно, не в Станкевиче.
Его персональная трансформация представляется мне иллюстрацией довольно массового явления.

Большое число образованных, готовых к политической активности людей почувствовали после целого ряда поражений нулевых и, особенно, после поражения протеста 2011-2012 гг. такое разочарование, которое потребовало от них перестройки взглядов и, возможно, кардинального пересмотра ценностей.
Впору говорить о «поколении сбитых летчиков», имея в виду, прежде всего, не демографическую, а психологическую общность.

Понимание того, что «зима будет долгой» и ни на внешнем, ни на внутреннем горизонтах не видно силы, способной как-то изменить ситуацию в стране, поставило этих людей перед выбором.
Либо искать себе применение за пределами страны, либо потратить остаток жизни на борьбу с режимом, со всеми сопутствующими неприятными изменениями в образе жизни, либо устроить капитальный ремонт в своей голове и приспособить свои взгляды и ценности к обслуживанию того режима, который, на их взгляд, укоренился в России очень надолго.

Десятки, а, возможно, и сотни тысяч станкевичей выбрали последний вариант.
Что ж, бывает…

ПОМРАЧЕНИЕ

Стрельба нашими «Калибрами» из акватории Каспийского моря по Ближнему Востоку произвела в бедных головах российских политиков и экспертов помрачение, в результате которого их речь стала сбивчивой, а контроль за выражением собственных лиц утрачен окончательно.
Такие глупые улыбки полного безотчетного счастья можно видеть на лицах отцов, стоящих под окнами родильного дома.

«Ур-р-а-а! Мы их бомбим! Какой восторг!»

Причем, в местоимение «их» включались самые разные силы и страны, совершенно не обязательно террористы.
Уже упомянутый Ростислав Ищенко в своей статье в РИА «Новостях», с которой я начал данный обзор, радостно сообщил, что «американские моряки увидят ракеты только в момент попадания в их корабли».

Сергей Доренко в программе «Политика» с Петром Толстым от 7.10.2015 широко улыбался и радовался, как дитя:

«Это (полеты наших «Калибров» на Ближний Восток), чтобы Эр-Рияд зажмурился. И они зажмурились!»

Но, кроме радости от того, что саудовские шейхи, как стало известно Доренко, закрыли глаза, знаменитый в прошлом телекиллер был счастлив от того, что Россия вновь стала главной на планете.

«Назовите страны, которые пишут повестку дня», — потребовал Доренко.
И сам же немедленно ответил: «Россия – первая!»

Что же касается перспектив сирийской авантюры, то Доренко уверен:

«Мы не можем там проиграть! Нет сценария нашего проигрыша там. Будем 20 лет их долбить!», — радостно пообещал Доренко.

«Россия – это новая сверхдержава!», — торжественно объявил эксперт Коротченко.

Счастье от того, что мы, наконец, кого-то бомбим, было настолько велико, что у многих участников дебатов речь стала такой, как будто они уже хорошо отметили выдающуюся победу России.
Например, депутат Железняк, отвечая на вопрос Соловьева, в чем же причина противостояния в Сирии, и не вызовет ли наше участие на стороне алавитов Асада конфликт России с суннитами, пренебрежительно отмел всякие сомнения: «Кто там с кем… сунниты-шииты… Вот мы сейчас стоим, а сотни тысяч боевиков бегут-разбегаются!»

«Мы стоим, а они бегут?», — с надеждой уточнил Соловьев.
И на всякий случай заинтересованно переспросил: «Сотни тысяч?»
Депутат Железняк был категоричен: «Да, мы стоим, а они бегут. Сотни тысяч».
Некоторое время назад в студии Соловьева другие, не менее авторитетные эксперты оценивали общую численность боевиков ИГИЛ в диапазоне от 50 до 200 тысяч человек.
Так что если убежали хотя бы две сотни тысяч, это означает, что с ИГ покончено.

ОПЫТ ТЕЛЕВИЗИОННОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ

Почти в каждом обзоре я пытаюсь отмечать какие-то попытки, успешные или не очень, людей иных взглядов противостоять в студиях ТВ сплоченным рядам атакующих их бойцов информационных войск.

Эффект такого информационного сопротивления зависит, во-первых, от целей самого «инакомыслящего», во-вторых, от его взглядов, то есть от степени и характера инакомыслия, и в-третьих, от его компетентности и полемического потенциала.

При этом необходимо отдавать себе отчет, что любой человек, чьи взгляды отличаются от взглядов секты свидетелей Путина, приглашается на телешоу всегда только для того, чтобы показать телезрителям, что любое инакомыслие есть либо непроходимая глупость, либо измена.

На минувшей неделе примером такого успешного для организаторов шоу избиения инакомыслящего младенца была программа «Поединок» от 8.10.2015, в которой матерый политбоец Семен Багдасаров съел живьем американского журналиста Майкла Бома.

Зачем Бому было нужно быть съеденным, вопрос отдельный.
Как он конвертирует свою невероятно возросшую известность в России в тот или иной вид символического или какого-то иного капитала у себя на родине, это совершенно неважно, поскольку является фактом его личной биографии.
Для нас важно то, что Бом прекрасно справляется с ролью «тупого американца», которому нечего возразить на уверенные аргументы дуэта Соловьева и Багдасарова, поскольку «Поединок» ведется, вопреки своему названию, не «один на один», а «двое на одного».

Бом ничего не смог противопоставить трамвайному хамству Багдасарова, который сходу перешел на «ты» и просто не давал говорить оппоненту, забивая его репликами типа: «Ты же безграмотная личность!», «Он говорит глупости!», «Ты слушай меня внимательно, я же тебе объясняю!»

Попытки американца поставить хама на место выглядели жалко, поскольку продолжение дискуссии в условиях продолжающегося хамства означает признание хамства нормой.
К тому же Соловьев умело создавал обстановку, в которой Бому была с самого начала уготована роль жертвы.
Реплики типа: «Семен Аркадьевич, ну, объясните юноше!», «Пусть человек исполнит арию заморского гостя», «У меня будет третий раунд, чтобы над вами поиздеваться», — загоняют все шоу в параметры игры «охотник – дичь» с запрограммированным результатом.

Этот результат был предопределен еще и потому, что Майкл Бом элементарно плохо знает «матчасть», то есть предмет дискуссии.
В отличие от Багдасарова, который сыплет названиями сирийских, иракских и ливанских группировок и именами их руководителей, Бом ориентируется на Ближнем Востоке достаточно для образованного обывателя, но совершенно недостаточно для ведения дискуссии.

Другой уровень информационного противостояния продемонстрировал Борис Надеждин в студии «Воскресного вечера» у Соловьева.
Его попытки оппонировать путинцам были основаны на стремлении перевести разговор на экономику страны.
И некоторая убедительность в его тезисах была.
«Мы единственная экономика крупной страны в мире, которая падает», «бюджет страны приобретает все более военно-полицейский характер», — подобные реплики Надеждина были бы способны произвести какое-то впечатление на некоторую часть аудитории.
Если бы не одно важное обстоятельство.

Надеждин не возражал путинцам по существу, а пытался сменить повестку, предмет обсуждения.
Уйти от сути вопроса о безумии участия в чужой войне на стороне диктатора и палача.
Надеждин, в отличие от Станкевича, не влился полностью в ряды путинской идеологической обслуги.
Его позиция весьма заметно отличается от основной массы соловьевских «экспертов».
Но он сознательно уходит от разговора на главную тему и в тех единственно возможных терминах, которые придают смысл участию в подобных передачах.

Единственный, кто на минувшей неделе опять, уже в который раз показал успешное применение тактики «одиночного бойца в условиях окружения», был все тот же Леонид Гозман.
В программе «Политика» у Петра Толстого от 7.10.2015 Гозман, несмотря на тотальное затаптывание, крики «мерзавец» и прочие оскорбления и попытки не дать говорить, довольно спокойно сумел высказать некоторые важные вещи, которые, несомненно, нашли свою аудиторию.

Вот их неполный перечень:

— Зачем мы защищаем Асада, на стороне которого воюют такие же бандиты, как и на стороне ИГ?

— Наше утверждение, что Асад легитимен, ошибочно, поскольку легитимность правителя кончается после убийства им сотен тысяч сограждан.

— С надежды на маленькую победоносную войну начинались многие войны, которые заканчивались совсем не маленькой кровью и поражением их зачинщиков (привел пример Вьетнама для США и Афгана для СССР).

— Реальная причина войны в Сирии в том, что нашему президенту надо скрыть провал в Новороссии.

— Столкнувшись с глубочайшим экономическим кризисом, руководству страны понадобилось внутри страны создать военную обстановку.

— В середине 30-х годов немецкое население было в восторге от внешнеполитических успехов своего правительства…

Больше и дальше Гозману, конечно, сказать уже не дали.
И без того непрерывные вопли «экспертов», сопровождавшие каждое его слово, при упоминании Германии 30-х годов перешли в оглушительный шум, в котором слышались отдельные крики «мерзавец» и «предатель».
Но и того, что он сказал, было достаточно, чтобы его выступление стало главным во всей передаче.

В условиях тотального информационного террора со стороны государственных СМИ единственно возможная тактика информационного сопротивления — это разговор по гамбургскому счету.

Вести цивилизованный диалог с Доренко, Соловьевым, Железняком, Багдасаровым или Костиным — это дело совершенно бесполезное и крайне вредное.

Все эти люди без исключения, во-первых, в принципе не признают правил нормального диалога, а, во-вторых, не имеют с людьми европейской, или, западной, или, если угодно, христианской цивилизации ни одной точки соприкосновения, оперевшись на которую можно пытаться строить дискуссию.

Надо поверх обитателей телестудий обращаться к аудитории.

Что уже в который раз делает Леонид Гозман.