uncle написал(а):и это в старешем парламенте мира. наш председатель президиума начиная от калинина и кончая ворошиловым были такими же декорациями, как королева соединенного королевсва.
С каких это пор это сборище (ВС Союза ССР) стало парламентом?
Как гражданин страны, называющей себя Матерью Всех Парламентов, не могу не возмутиться: был бы здесь гражданин Королевства Дания, он бы вполне документированно показал, что их парламент ещё старше. Впрочем, далеко не только заявление «старейший в мире» возмутительно. Возмутительно записывание Верховного совета Союза ССР в парламенты. Всякий, кто более-менее хорошо учился в советской школе, должен хорошо помнить, в чём главное отличие советской власти от прочих. (Это, к слову, весьма показательно, что нынешние «коммунисты» предпочитают о школьных уроках не вспоминать.) Если в странах разнообразных матерей парламентов чёткое разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную было всегда вполне чётким, главным отличием советской власти было совмещение всех трёх функций в одном месте. Верховный совет Союза ССР — это не парламент (законодательная власть), а новгородское вече. Вся власть, как известно, принадлежала советам. Исполнительной власти было уготовано место исполкома при совете — не просто подчинённого органа, но неотъемлемой части советской власти. Ничем не отличался статус суда, а уж о волшебных трансформациях прокуратуры при советской власти можно слагать романы: вместо функции собственно государственного обвинения она исполняла функции следствия, полиции (частично) и государственного обвинения вместе взятые.
Собственно история развития парламентаризма — это история систематизации и структурирования, когда народные сходы и сборища горлопанов постепенно превращались в нечто чётко очерченное с точки зрения функций, полномочий и предназначения. Без такой структуризации невозможна сама эффективная работа народного представительства: исходы судебных процессов, выдвижение государственного обвинения, проведение следствия, принятие исполнительных управленческих решений не терпят и не решаются горлохватством. Возникновение феномена советской власти, попытавшейся совместить всю полноту государственной власти в стране (законодатель, исполнитель, суд), — это попытка пойти против этого течения. Ничего удивительного в том, что весьма скоро обнаружилась полная неработоспособность этой системы, нет: это ещё при новгородском вече установили. Выход из положения был также найден весьма предсказуемый: если подлинное народовластие (голосование по всякому большому и мелкому поводу и принятие всех решений большинством голосов) невозможно, чтобы государственная машина работала, необходим замещающий механизм. Простейший замещающий механизм — единовластие. При абсолютизме вся полнота государственной власти также сконцентрирована в одном месте, но разница с советами в том, что это место не страдает шизофренией: вместо разброса мнений, обсуждений и голосований (на всё это требуется время, кстати говоря; в отличие от законодательных решений, другие такого не терпят) имеет место единство одной головы — что хочу, то и делаю. Если абсолютный монарх был более-менее умён, государство существовало неплохо. Если внешние обстоятельства превышали интеллектуальные способности монарха, возникали катастрофические неприятности. Именно в силу неэффективности этой системы и крайне высоких рисков, которыми она сопровождалась, началась её естественная эволюция — переход от абсолютизма к представительным формам власти, причём за много веков до возникновения советской власти. Эксперимент с обращением истории вспять, как и следовало ожидать, успехом не увенчался: система рухнула, поскольку должна была рухнуть — у неё не было никаких свойств и внутренних элементов, защищавших бы её от внешних шоков или неразумности абсолютного монарха.
Не дожившая пары месяцев до своего 41-ого юбилея конституция Союза ССР образца 05 декабря 1936 г. являлась лишь документальным закреплением глобальной исторической неудачи (это если говорить мягко). Она ничем не отличалась в этом смысле ни от совершенно ныне забытой конституции 1924 г., ни от брежневской конституции 1977 г., просуществовавшей менее 15 лет. Последняя вообще принималась исключительно из идеологических соображений как конституция развитого социализма (было необходимо ввести это новое понятие; зачем — отдельная история), практической необходимости в её принятии никакой не было, поскольку никаких сколько-нибудь заметных даже косметических изменений в систему функционирования государственной власти она не внесла (советы депутатов трудящихся стали только совнардепами) кроме утверждения руководящей и направляющей силы КПСС в ст. 6. Иными словами, она документально зафиксировала и без того известный факт: система народовластия в заданном в 1917 г. виде не работает совершенно, поэтому вместо основного механизма нужен запасной, который реально работает (см. выше об абсолютизме).
Вряд ли всё изложенное может быть поводом к празднествам. Тем более — для коммунистов или им сочувствующих. Лучшее, что им следовало бы сделать, это постараться сделать так, чтобы окружающие об этих датах как можно быстрее и прочнее забыли.
