И снова о справедливости
Которой умные христиане не просят у Господа на Страшном суде, а уповают на милосердие. К этому обычно прилагаются рассуждения, вполне здравые, что по справедливости с каждого найдётся за что строго спросить. А, представьте, что свидетельствовать против вас станет ваш искренний ненавистник (скажете, что у вас их нет?..), которому вы мозоль отдавили или дорогу перешли, испортив все жизненные перспективы, вы же не станете обесценивать его страдания, окончательно портя себе карму демонстративной неспособностью к эмпатии, нет? Придётся согласиться, что его представление о справедливости не хуже вашего, и он тоже имеет право поведать о своём трагическом опыте, и не простить – кажется, именно на этом вы настаивали в фейсбучных баталиях, особливо принимая сторону, по-вашему, униженных и оскоблённых. И вот куда вам обоим по справедливости после заключительного раунда переговоров – сами догадайтесь. Если не милосердие будет высшим законом.
Но это мы запишем на полях, а дальше – о другом.
Что будет только моим личным мнением и суждением, ничем более.
Я думаю, что милосердие – абсолютно благое, божественное качество. В нём весь спектр от деятельной доброты до снисхождения к чужим слабостям и несовершенствам. Нам, по нашей человеческой природе оно не свойственно – для проявления милосердия приходится напрягаться. То вынудить себя что-то отдать, то личным временем и трудом пожертвовать, то запретить себе, скажем так, естественную реакцию. Прям задушить в себе свою песню, наступив ей на горло и не получив никакого удовольствия. Кругом засада, в общем. Одно утешение: точно знать, что милосердие – это то, чего ты сам заслуживаешь. И только потому поступаешь с другими, как с собой, не строже и не хуже. Зато когда втягиваешься, становится как-то всё ровненько. Нервишки успокаиваются и перестают пошаливать – поводов не находят. И освобождается масса времени для конструктивных мыслей. Свойство, я же сказала – божественное, и плоды у него потому чудесные.
Другое дело – справедливость. Произносишь – и прям вдохновение накатывает и охватывает, душа устремляется, сердце зовёт! Куда? Ну не судно же за парализованным выносить. Не подъезд загаженный вымыть. Ты всё такое, положим, тоже делаешь в частном порядке, но ведь в этом нет бескомпромиссно и публично явленной праведной позиции. Такой, чтобы по большому счёту. Чтобы ощутить себя в когорте выступающих под гордо поднятыми знамёнами: вот мы какие! Идём утирать слёзы сразу всем униженным и оскорблённым, бедным и пострадавшим, заявляем, что мы на их стороне! Против виновных во всём их обидчиков – список прилагается! И ведь как приятно – не за себя же! Восторг прямо распирает.
Кроме прекрасных слов, в жажде справедливости всё неконкретно. Скажем, справедливость суда всегда сравнительна. Потому символ правосудия – весы. Мудрый судья не абсолютную истину возглашает, разбираясь в тяжбе или обвинении, а сравнивает меру ущерба, меру вины, оправдания, намерения, и так далее. Из всего, мысленно положенного на чаши весов, делает вывод: кто кому и чем повинен, какое возможно возмещение для равновесия. Если уравновешивает, то говорят, что он – справедливый судья. Потому писаные законы хуже права, что подгоняют справедливость как бы под общие знаменатели. А у неё нет эталона.
У неё зато есть свойство скрывать источник позыва, которым она возбуждает эйфорическую страсть в бросающихся её защищать. Этот источник – зависть. Он единственный, других нет. Только он фонтанирует ни с чем не сравнимым удовольствием в процессе растаптывания более успешных и благополучных. Стоит только назвать зависть жаждой справедливости, и – вуаля! – все барьеры к самоудовлетворению сняты! Не была бы зависть прикрыта поверхностным, чисто словесным благородством заботы о других, кто бы себе позволил ею увлечься. Но мимикрия наивысшего левела – адепты, заслышав сладостные призывные звуки, облекаются в коконы мнимого благородства самостоятельно.
