Отношения построили, а новых людей не создали. Из культивирования предприимчивости не рождается тяга к свободе. А из чего же она рождается? Как пробудить в людях эту тягу? Как объяснить, что свобода — это естественное состояние человека? Что это — нормально, а наоборот — нет?
В решении этой проблемы мы не продвинулись ни на йоту. Да-да: частная собственность, рыночные отношения, акции, банки, поездки на Запад… Но вот главная задача — создание гражданского общества — так и не решена. Есть свобода — пользуемся. Нет — утерли сопли и ушли опять на кухни. Стебаться с кукишем в кармане.
В этом отношении 90-е были полезны лишь тем, что ответили на вопрос отрицательно: новые экономические отношения не создают новых людей. Воланд был прав: люди те же…
Какая же тогда от них была польза, от 90-х? А такая, что мы повзрослели. Мы увидели мир. Узнали (может быть, пока еще самым поверхностным взглядом), как он сложен. Мы были совершенно не готовы к тому, чтобы интегрироваться в него. У нас не было некоммунистической элиты, абсолютно органично интегрированной со свободным миром. Теперь она есть. Тысячи и тысячи русскоязычных выпускников лучших университетов мира — это плод нашей открытости 90-х.
Мы повзрослели еще и в том, что стали критичнее к своим лидерам. Боготворимый в начале 90-х Ельцин теперь воспринимается как спившийся, недалекий и циничный хитрован, «мухожук», предавший те идеи, которые только и привели его на властный олимп.
Мы теперь не строим иллюзий относительно принципиальности четвертой власти. Подавляющее большинство журналистов оказались банальными трусами и продажными шкурами. И теперь мы знаем, что медиа не защитят наших свобод. А на это мы всерьез надеялись в начале 90-х. Оказалось, что свобода слова для медиа начинается и кончается там, где есть денежный интерес и нет опасности в самом грубом и примитивном смысле этого слова.
Альфред Кох и Егор Гайдар© фото из личного архива Альфреда Коха
Вообще 90-е показали, что степень зависимости от денег у людей значительно выше, чем можно было предположить вначале. Оказалось, что мы просто не видели настоящих денег. Как только они появились, релятивизм морали оказался достойным своей отдельной теории относительности.
90-е были временем свободы. Но эта свобода не породила ни одного образа, рождающего оптимизм.http://www.colta.ru/articles/school90/6252
