В  конце  концов  дело  не  в полемике личного характера с каким-то сумасшедшим,  а  в  том,  чтобы  восстановить  истину. Поэтому  повторяю  еще  раз,  что  недопустимо выдумывать новые названия, исходя из дословного перевода, когда у нас есть  всем известное отечественное – сойка".

Свернутый текст

– Да,  сойка,– с еще большим отчаянием в голосе произнес мой шеф.

Я спокойно читаю дальше, не давая себя прервать:

– "Когда неспециалист и хулиган берется не за свое  дело, то  это  наглость  с  его  стороны.  Кто  и когда называл сойку ореховкой? В труде "Наши птицы" на странице  сто  сорок  восемь есть  латинское  название  – "Ganulus glandarius В. А.". Это и есть сойка.

Редактор вашего журнала безусловно должен будет  признать, что  я  знаю  птиц  лучше,  чем  их  может  знать неспециалист. Ореховка, по терминологии профессора  Баера,  является  не  чем иным,  как  mucifraga  carycatectes  В., и это латинское "Б" не обозначает, как написал мне ваш редактор, начальную букву слова "болван". Чешские птицеводы знают только сойку обыкновенную,  и им  не  известна  ваша  "желудничка", придуманная господином, к которому именно и подходит начальная буква "Б", согласно его же теории.

Наглые выходки, направленные против личности, сути дела не меняют. Сойка останется  сойкой,  хотя  бы  ваш  редактор  даже наклал  в штаны. Последнее явится только лишним доказательством того, что автор письма  пишет  легкомысленно,  не  по  существу дела,  даже  если  он  при  этом  в  возмутительно грубой форме ссылался на Брема.  Так,  например,  этот  грубиян  пишет,  что сойка,   согласно  Брему,  страница  четыреста  пятьдесят  два, относится к отряду крокодиловидных, в  то  время  как  на  этой странице говорится о жулане или сорокопуде обыкновенном (Lanius minorl.)  Мало  того,  этот, мягко выражаясь, невежда ссылается опять  на  Брема,  заявляя,  что  сойка  относится   к   отряду пятнадцатому,  между  тем  как  Брем относит вороновых к отряду семнадцатому, к которому принадлежат и вороны, семейства галок, причем автор письма настолько нагл, что и  меня  назвал  галкой (соlaeus)   из  семейства  сорок,  ворон  синих,  из  подотряда болванов неотесанных, хотя  на  той  же  странице  говорится  о сойках лесных и сороках пестрых".

– Лесные  сойки,–  вздохнул мой издатель, схватившись за голову.– Дайте-ка сюда, я дочитаю.

Я испугался, услышав, что издатель во время  чтения  начал хрипеть.

– Груздяк,  или дрозд черный, турецкий, – прохрипел он, – все равно останется в чешском переводе черным дроздом, а  серый дрозд – серым.

– Серого   дрозда   следует   называть   рябинником,  или рябиновкой, господин  шеф, –  подтвердил  я,–  потому  что  он питается рябиной.

Пан  Фукс  отшвырнул  газету  и  залез  под бильярд, хрипя последние слова статьи: "Turdus" / Дрозд (лат)/, груздяк!

– К черту сойку! – орал он из-под бильярда. –  Ореховка! Укушу!

Еле-еле его вытащили. Через три дня он скончался в узком семейном кругу от воспаления мозга.