Под пером Политковской «федералы» превратились в кровожадных монстров, держащих несчастных чеченцев в страшных концлагерях, в страшных ямах с ледяной водой.Назывались фамилии убитых и замученных чеченцев, свидетельства пыток, леденящие кровь рассказы.

Приведём образец стиля журналистки. Знаменитная некогда статья «Концлагерь с коммерческим уклоном», опубликованная в «Новой Газете» от 26 февраля 2001 года:

«Чеченцев скинули в яму, именуемую «ванной». Она была заполнена водой (зима, между прочим), и вслед сбрасываемым туда чеченцам швыряли дымовые шашки.

Их было шестеро в яме. Не всем удалось выжить. Офицеры в младших чинах, проводившие коллективные допросы, говорили чеченцам, что у них красивые попки, и насиловали их. При этом добавляли, что это потому, что «ваши бабы с нами не хотят». Выжившие чеченцы сейчас говорят, что мстить за «красивые попки» — дело всей их оставшейся жизни»

Действительно страшно, особенно про попки. Правда, впоследствии выяснялось, что, помимо рассказов и имён, всё остальное подтвердить было нечем. Так и не были найдены — хотя их долго искали, проводили проверки на высшем уровне, приглашали иностранцев — пресловутые «ванны». На территории названной Политковской части отыскали не то четыре, не то пять ям. Цитируем официальные данные:

«Относительно количества обнаруженных на территории части ям, мнения ревизоров разошлись. Представители прокуратуры нашли четыре, а господин Каламанов — пять. Одна (со следами гусениц) была вырыта для маскировки БМП, вторая — под сточные воды из бани, — третья оказалась мусорной, а две другие, как объяснили военные, были «легкими укрытиями для личного состава при обстреле». Сверху они были накрыты бревнами, и, видимо, эти ямы журналистка и приняла за зинданы для пленников».

Военные высказывались резче — называли «разоблачения» журналистки враньём. Были даже разговоры о том, чтобы подать на неё в суд за клевету, но никто так и не стал связываться: было понятно, что либералы поднимут шакалий вой, сраму не оберёшься. Так что правовое решение вопроса не состоялось. Политковская торжествовала и публиковала следующие репортажи, ещё более ужасающие.

Тем не менее, вопрос о достоверности страшилок оставался висеть. Даже близкие друзья и единомышленники Политковской в частных разговорах высказывались в том духе, что «Аня у нас доверчивая» и не проверяет источники. Чтобы не быть голословным, приведу цитату из ультралиберальной, полностью разделающей убеждения Политковской журналистки Маши Гессен:

«К сожалению, статьи Политковской изобиловали непроверенными и непроверяемыми данными. Это мой опыт, как человека, пытавшегося несколько раз пойти по следам ее публикаций. Это нормальная журналистская практика: кто-то упоминает о каком-то событии или явлении в своей статье, кто-то из коллег подхватывает эту линию и развивает ее дальше. Вот со статьями Политковской часто выяснялось, что на самом деле она этого не видела, а ей только рассказали об этом — и тому подобное… Все, кто работал в Чечне, слышали об этих самых ямах, в которых якобы федералы держали задержанных чеченцев. у меня у самой было несколько очень подробных интервью с молодыми мужчинами, которые рассказывали, что их в таких ямах держали. Я этим ребятам верила и верю. Но сама я таких ям никогда не видела, и никто из «нейтральных» людей — то есть журналистов, правозащитников — их не видел (во всяком случае, по состоянию на три-четыре года назад — может, с тех пор кто и видел). То есть все о них сообщали со слов жертв. А Политковская написала, что видела. Потом оказалось — неправда. И так довольно часто: друзья-правозащитники жаловались, что не могут подтвердить данные, опубликованные Политковской».

Другие коллеги-журналисты, даже близкие к Политковской и считавшие её деятельность полезной, говорили и говорят — стеснительно или прямо — то же самое. С фактами у Политковской всегда был швах. Постоянно получалось так, что журналистка регулярно путала ситуации «я видела своими глазами» и «мне говорил один чеченец с честными глазами». И совершенно спокойно писала «я сама видела» — когда речь шла о «рассказали».

Существование самих рассказчиков, впрочем, тоже вызывало сомнения. Например, Анна Степановна публиковала статью с «исповедями российских солдат, воюющих в Чечне». Исповеди она, по её же словам, принимала из солдатского сортира: то есть она сидела в этом сооружении, а с внешней стороны к этому сооружению подходили какие-то люди, называющие себя солдатами срочной службы, и через щели в досках «говорили правду». Думаю, всем понятно, чего стоят такие информаторы — даже если они на самом деле существовали. Впрочем, воевавшие в Чечне люди писали по этому поводу на Интернет-форумах: «все сортирные откровения — бред».

Зато общественность, российская и мировая, ни в чём не сомневалась. За журналистскую работу на неё сыпался дождь премий и наград, приносящих почёт, а то и деньги.